всё, что кто-либо кому-либо писал - совсем наоборот - однако, некоторые письма они привозили. Всегда хочется получить весточку от тех, кого любишь, даже если вымарывания цензора дают понять, что вы не первый, кто видит то, что они написали.

У завоза почты имелась и другая сторона. Это лотерея. В ней, порой, побеждаешь, порой, проигрываешь. Если ублюдок с мешком не называл ваше имя, хорошим тоном считалось развернуться, не показывая своё разочарование. Это как не показывать на предыдущей войне, что вам больно от ранения... или, как полагал Майк, на новой войне. Поскольку письма от Стеллы перестали приходить, Майк к этому привык.

Одним холодным днём - гораздо холоднее, чем он ожидал, с учётом яркого солнца - охранник пролаял:

- Салливан! НЙ24601!

- Здесь! - Майк протолкался сквозь толпу вредителей и протянул руку в рукавице. Гбровец отдал ему конверт, затем выкрикнул очередное имя и номер.

Письмо было от незнакомого Майку человека. Оно лежало в конверте с целлофановым окошком, в каких велась деловая переписка. Обратный адрес гласил: "АК Хоган, Хантер и Гасарх; г.Хум", с адресом не так далеко оттуда, где он жил в те полузабытые дни до отъезда в Монтану.

Майк открыл конверт и развернул письмо. "АК Хоган, Хантер и Гасарх; г.Хум" оказался адвокатской конторой. А письмо оказалось уведомлением о начале бракоразводного процесса. Причиной значилось оставление в бедственных условиях. "С учётом обстоятельств, - заканчивалось письмо, - взыскание алиментов не истребовано". Под напечатанными на машинке строками стояла подпись, кажется, Гасарха.

Майк уставился на лист бумаги. Подобно многим другим жёнам вредителей, Стелла не выдержала. Она решила жить дальше без него. Католическая церковь не признавала развод. А, вот, штат Нью-Йорк признавал, блин. Возможно, Стелла думала о будущем мире, но жила она в настоящем.

- Пиздец, - пробормотал Майк, выпуская облачко пара.

Нет, он оказался не первым, чья жена устала жить на самообеспечении. Он понимал, что и последним он не будет. От этого не становилось легче переживать ощущение боли, потери или предательства. Он смял бумагу и швырнул её через плечо. Она была слишком плотной и толстой, чтобы свернуть сигарету, или пустить её на что-нибудь ещё.

XV

- Я на работу, милая, - сказал Чарли дочери. - Иди ко мне, попрощаемся.

- Не. - Саре едва минуло два года. Она говорила "не" вне зависимости от того, были тому причины, или нет. Затем она подошла, обхватила его руками и поцеловала.

- Хорошо. Теперь моя очередь, - сказала Эсфирь после того как Сара оторвалась от папочки.

- Не, - повторила Сара.

Не обращая на неё внимания, Эсфирь шагнула в объятия Чарли. Они поцеловались. Он посчитал, сколько раз ему повезло, когда держал её в своих объятиях. Одним из таких крупных везений было то, что он не в трудовом лагере. Если бы он был там, ушла бы от него Эсфирь, как Стелла ушла от Майка? Чарли надеялся, что нет, но откуда знать наверняка?

Невзирая ни на что, Стелла и Эсфирь остались подругами.

- Не то, чтобы она его не любила, - пыталась Эсфирь объяснить Чарли. - Его просто нет рядом, его не может быть рядом, и наконец до неё дошло, что она не может больше жить в одиночку и наблюдать, как мир проносится мимо.

Чарли продолжал возмущаться.

- А что насчёт "в болезни и здравии, в богатстве и в бедности"? - спросил он.

- А что насчёт: "владеть и обнимать"? - бросила в ответ Эсфирь. - Она не могла им владеть, не могла его обнимать, уже столько лет. Поэтому она и обратилась к адвокату. Кто знает, когда его выпустят? А если выпустят, как знать, разрешат ли ему вернуться в Нью-Йорк?

Ответить на это ему было нечем. Некоторых вредителей выпустили из трудовых лагерей, но по условиям освобождения они должны были оставаться в безлюдных штатах, в которых находились эти лагеря. Если они нарушат условия и их поймают там, где их быть не должно, они отправятся обратно за колючую проволоку, причём на гораздо больший срок.

Прежде чем выйти за дверь, он крепче обнял Эсфирь. Он надеялся, она не убежит от него, как от гранаты с выдернутым кольцом, если его погрузят на поезд и отправят в прерии или в горы. Ещё он надеялся, что гбровцы никогда не постучат в его дверь посреди ночи. Даже, когда работаешь в Белом Доме, даже, когда почти каждый день общаешься с Джо Стилом, надежда - это лучшее, что у тебя есть.

На углу, где Чарли ждал автобус, стоял пацан в коротких штанах, который продавал газеты.

- Срочно! - кричал пацан. - Нацисты вторглись в Нидерланды! Читайте!

- О, Боже! - произнёс Чарли.

Значит, бутылка всё-таки показала дно. Немцы на одном вздохе хлопнули Данию, да и с Норвегией не имели проблем. Однако Скандинавия шла фоном. Об этом знали все. Основные события будут происходить на западе, там же, где и в прошлый раз. И теперь об этом было объявлено в открытую. Чарли сунул газетчику никель.

- Дай мне одну.

- Держите, мистер. - Пацан протянул ему газету.

Он читал, пока ехал в автобусе, затем и по пути в Белый Дом. Нацисты никогда не дрались в полсилы. Они не только нарушили нейтралитет Бельгии, подобно кайзеру в 1914 году. Они растоптали также и нейтралитет Голландии. И Люксембурга, хотя всем было плевать на Люксембург. Похоже, единственной причиной его существования было получить по шее.

"Люфтваффе" разбомбила к чёртовой матери Голландию, и Францию заодно. Геринг показал, как это будет ещё во время гражданской войны в Испании. Он не унимался во время нападения на Польшу. Не унимался он и сейчас.

А Невилл Чемберлен ушёл с поста премьер-министра Великобритании. Он недооценил Гитлера по вопросу Судетской области. Он утверждал, что немцы опоздали к дележу пирога даже тогда, когда они поглощали Скандинавию. Он "выиграл" вотум доверия с перевесом, намного меньшим, чем реально имелся у "тори" в Палате общин - ему не доверяли даже свои. Теперь он ушёл. Бороться с фюрером предстояло Уинстону Черчиллю.

Чарли отнёс газету в Белый Дом. Увидев её, Стас Микоян ткнул пальцем и сказал:

- У них там всё летит к чертям.

- Похоже, всё к тому идёт, - согласился Чарли. - Гитлер пошёл ва-банк.

- Как и все остальные, - ответил Микоян. - Теперь посмотрим, какие карты в раздаче.

И через месяц они увидели. Итог битвы был