Заперев квартиру Дженсенов, они возвращаются в подвал. После попкорна ужинать не хочется. Вместо ужина они включают новости и едят готовый пудинг из стаканчиков.

– Сплошной дрянью питаемся. Марафон вредной еды, – говорит Элис. – Мама сказала бы…

– Не начинай.

Первым делом в новостях показывают сюжет не про убийство Джоэла Аллена, а про взрыв газа в Сенатобии, в соседнем штате Миссисипи – три человека погибли, двое получили тяжелые ранения. Кроме того, к западу от Ред-Блаффа затопило платную трассу, и теперь она временно закрыта.

– Сколько думаешь тут просидеть? – спрашивает Элис.

Билли и сам в последнее время задавал себе этот вопрос. Если люди, которые его ищут – местные копы, ФБР, молодчики Ника, – думают, что он притаился где-то в городе, то, по их мнению, он просидит в укрытии от силы дней пять-шесть. Значит, лучше пробыть на Пирсон-стрит подольше: пусть придут к выводу, что он все-таки сумел улизнуть из города сразу после выстрела. Главное, чтобы Элис не решила усложнить ему жизнь побегом.

– Дня четыре. Может, пять. Тебе это по силам, Элис? – Кажется, он впервые назвал ее по имени… Или нет? Уже не вспомнить.

– Я видела на чеке, сколько стоила таблетка. Если я останусь – мы в расчете?

Возможно, она пытается обвести его вокруг пальца, но почему-то Билли так не думает. Ей нужно зализать раны, и она в самом деле решила, что он безобиден. По крайней мере для нее. А все-таки дверь в ванную она заперла, когда переодевалась… Значит, не доверяет. Он дурак, если хочет убедить себя в обратном.

– Ага. В расчете.

Первая ссора происходит тем же вечером, в половине одиннадцатого. Они пытаются решить, кто спит на кровати, а кто на диване. Билли настаивает, чтобы на кровати спала она. Диван вполне его устроит.

– Это сексизм!

– Спать на диване – сексизм? Ты смеешься?

– Вести себя как мужчина – сексизм. Ты слишком высокий. У тебя ноги не поместятся, будут на пол свисать.

– Я их положу вот сюда. – Он похлопывает диванный подлокотник.

– Тогда вся кровь сбежит вниз, и ноги затекут.

– Но ведь тебя… – Он умолкает, пытаясь подобрать слово. – На тебя напали. Тебе нужен нормальный отдых. Сон.

– Ты хочешь спать на диване, потому что боишься, что из гостиной я сбегу. Но я не собираюсь убегать! Мы договорились.

Да, думает Билли, и если она собирается сдержать слово, надо обсудить легенду – что она будет рассказывать людям, когда я уеду. Интересно, она слышала про стокгольмский синдром? Если нет, придется объяснить.

– Давай подбросим монетку. – Он достает из кармана четвертак.

Элис протягивает ему руку.

– Чур я бросаю. Тебе нельзя доверять, ты преступник.

Билли смеется. Она – нет. Но едва заметно улыбается. Билли думает, что улыбка была бы хорошей, если бы Элис все же дала себе волю.

Он вручает ей четвертак.

– Орел или решка? Скажешь, когда монета будет в воздухе.

Элис ловко подкидывает монету – чувствуется опыт. Билли кричит: «Решка!» (Он всегда выбирает решку, Тако его научил.) Выпадает решка.

– Значит, ты спишь на кровати, – объявляет Билли. Элис не возражает. Она даже рада. Ходит она до сих пор очень осторожно.

Она закрывает за собой дверь в спальню. Свет под дверью гаснет. Билли снимает обувь, брюки, рубашку и ложится на диван. Тянется к выключателю и тоже гасит свет.

Из другой комнаты раздается очень тихое:

– Спокойной ночи.

– Приятных снов, – отвечает он, – Элис.

Билли снова в Эль-Фаллудже. Пинетка пропала.

Они с Фармом, Тако и Альби Старком сидят за перевернутым такси. Остальные бойцы «Девятки» – за сгоревшим хлебным фургоном. Альби лежит головой на коленях Тако, а Фарм пытается его залатать. Но это бесполезно, все врачи клиники Мэйо[40] не смогли бы ему помочь. На коленях Тако скопилась лужа крови.

Да пустяки, царапина, сказал Альби, когда хаджи напали на них из засады, и четверо солдат нырнули за перевернутую «короллу». Он зажимал рукой шею, но улыбался. Потом кровь забила фонтаном промеж его пальцев, и он начал задыхаться.

По ним открыли ураганный огонь из окон дома, который стоит дальше по улице. В верхних окнах и на крыше видно повстанцев, и пули барабанят по днищу такси. Тако запросил огневую поддержку с воздуха и теперь кричит остальным, укрывшимся за хлебным фургоном, что птица уже рядом, пара «хеллфайеров» – и эти ушлепки заткнутся, осталось переждать две минуты, от силы пять. Фарм стоит на коленях, подняв к небу свой пыльный зад, и обеими руками сжимает шею Альби, но кровь продолжает хлестать – с каждым ударом сердца между пальцев выстреливает новый фонтанчик, – и Билли видит в глазах Тако правду.

Джордж, Хой, Джонни, Бигфут и Кляча открыли по боевикам ответный огонь, потому что увидели, что уроды на крыше вот-вот найдут нужный угол обстрела и доберутся до Билли и всех, кто спрятался за «короллой». Укрытие неважное, геометрия сулит им верную смерть. Неизвестно, смогут ли они вести огонь по боевикам до прибытия «Кобры» с ракетами.

Билли оглядывается по сторонам в поисках пинетки: она ведь только что висела на поясе, значит, должна быть где-то рядом. Если сейчас взять ее в руки, все волшебным образом устроится, это как спеть всей толпой «Медвежий пикник». Но пинетки рядом нет, и он знает, что ее нет, однако поиски талисмана позволяют ему не смотреть на Альби, который сейчас делает последние судорожные вдохи и пытается окинуть взглядом весь мир, прежде чем его покинуть. Интересно, что он видит и что увидит на другой стороне: жемчужные ворота, золотые берега или черное ничто? Джонни Кэппс орет из-за фургона: Бросайте его, бросайте, бросайте и бегите сюда! – но они не бросят его, потому что своих не бросают, это самое главное гребаное правило сержанта Аппингтона, и пинетки нет, пинетки нигде нет, он потерял ее навсегда, и удача от него отвернулась, и Альби уходит, уже почти ушел, эти жуткие вздохи, в ботинке почему-то дыра, и оттуда течет кровь, черт подери, ему прострелили ступ…

Билли резко подскакивает, чуть не падая с дивана. Он не в Эль-Фаллудже, а в доме на Пирсон-стрит, и за стенкой хрипит вовсе не Альби Старк.

Он несется в спальню и видит, что Элис сидит в кровати, одной рукой стискивая горло – точно так же Альби стискивал горло, когда думал, что пуля только его оцарапала. Глаза у нее выпучены, и она явно в панике.