В кабинете воцарилось молчание, маршал и его старый товарищ долго размышляли, время от времени бросая напряженные взгляды на карту, будто ища на ней решение. Наконец Маннергейм негромко заговорил:

– Я ненавижу большевиков, но перед нами русские, причем отнюдь не крестьяне, а гораздо более грамотные рабочие, многие из которых воевали против нас прошлый раз. А потому знают, как это правильно делать в наших лесах и болотах. Знаешь, Айво, мы сможем наступать, если большевики хотя бы треть своих сил уберут из Карелии – это произойдет только в том случае, если немцы прорвут «Линию Сталина». К сожалению, этого уже не будет, вернее, маловероятно. Выбить русскую пехоту с позиций, когда она почувствовала вкус побед, невероятно сложно. Вспомни Луцкий прорыв?

– Вы правы, господин маршал. Но что нам делать тогда?

– Попытаться освободить наши территории, выйти на старые границы. И это все – больше только в случае, если немцы будут под Москвой. В этом, правда, я начал сомневаться, и сильно, хотя они в Смоленске и под Киевом. Но если они не пройдут дальше, если их остановят… Я не хочу связывать судьбу Финляндии с Третьим рейхом господина Гитлера.

– И каким вы видите выход?

– При посредничестве Англии заключить мир с Москвой на прежних границах 1939 года. Помните тот первый вариант соглашения, что выдвинул генерал-квартирмейстер Айро?

– Возвращение к старой советско-финской границе, но при этом мы принимаем русские предложения, которые они нам сделали в том октябре до начала «зимней войны»?

– Да, – кивнул Маннергейм, – взамен уступки части Перешейка и наших островов в восточной части Финского залива, мы корректируем восточную границу от Ладоги до Куусамо на основе русского плана. Возьмем те болота, леса, пустоши. Со временем освоим эти земли, ведь нам предложили вдвое больше в обмен. Дадим в аренду Ханко, если большевики будут настаивать. Но только при гарантиях Англии и США, что очень желательно, пока они не вступили в войну. А президент Рузвельт от нее в стороне не останется. И не будем давить на русских – я запретил авиации не только бомбить Петербург, но даже летать над ним. Надеюсь, мистер Черчилль оценит это наше решение и сам предложит выступить посредником на переговорах – усиление Советов не в интересах Британской империи и США.

– А как же немцы?!

– У нас нет с ними договора. А потому с нашей территории мы можем их выпроводить. Опять же, при гарантиях Англии. Нам в этой войне лучше быть нейтральными, Айво. Я думаю, что, несмотря на все эти победы, Гитлер потерпит неизбежное поражение. Потому должны выбрать самый удобный момент, чтобы выйти из войны без ощутимых потерь, и желательно притом быть среди победителей. Мы не имеем права бесцельно рисковать судьбою своего маленького народа!

Командующий Северо-Западным фронтом генерал-лейтенант Гловацкий

Псков

– Мне многие говорят, что немцы по шаблону воюют! Все время одно и то же у них, – маршал Ворошилов обвел собравшихся за столом взглядом, в котором Гловацкий увидел победный блеск. А это было совсем не кстати – как метко подметил товарищ Сталин, – сие есть не просто «головокружение от успехов», а обычная форма исконно русского зазнайства.

– Да, по шаблону, Климент Ефремович, – спокойно произнес Николай Михайлович, – только оный уставом называется. А они кровью написаны! У них тоже, кстати, потому что бьют нас пока! А там, где они от своих уставов, то есть шаблонов, отошли, мы их крепко приложили. Только и всего. Сейчас фашисты будут относиться намного серьезнее, а мы начнем юшкой умываться вскорости. Если сами нужные выводы не сделаем, чтобы бить их по-нашему, «ворошиловскими ударами»!

– Какими ударами?

«Первый маршал» пребывал в растерянности – ведь столь откровенная лесть из уст Гловацкого была совершенно неуместна там, где сидели рядом с ним Жданов, Кузнецов и Ватутин. Николай Михайлович тем же спокойным тоном пояснил:

– «Ворошиловскими», не ослышались. Вот у меня к вам такой вопрос, Климент Ефремович – вы в Гражданскую войну свою 1‐ю Конную армию бросали в плотном строю на пулеметы и пушки, чтобы героически полечь всем скопом, людям и лошадям?

– Мы что, с Семеном Михайловичем придурки?! Обходили с флангов и рубили тылы!

– Удивительное дело, – хмыкнул Гловацкий, – два человека, военных академий не кончавшие, сражения охватами да обходами выигрывали. Так какого хрена сейчас многие умники дивизии под пулеметами кладут, в лоб атакуя и забыв, что у противника фланги есть и тыл. Таких поганых метлой гнать нужно – это же вредительство чистейшей воды! Потерь много – пошел вон, с дивизии на полк! Посему немцы наши ряшки еще много раз начистят, пока мы воевать правильно научимся, как надо, по-ворошиловски!

– Поясните, Николай Михайлович, вашу мысль. Кого вы под умниками понимали, было бы интересно узнать. – Жданов улыбнулся, но глаза на чуть одутловатом припухшем лице светились интересом. Живым любопытством они горели, но в любой момент могли полыхнуть молнией. Очень непростым человеком был член ЦК и секретарь Ленинградского обкома, волей Сталина задвинутый в северную столицу.

– Андрей Андреевич, как вы думаете, ополченцы в своей обученности много уступают нашим кадровым, уже обстрелянным дивизиям? Той же 111‐й, 118‐й или 235‐й?

– Вопрос чисто риторический, Николай Михайлович, и так ясно, что ваши «старые» дивизии германским мало в чем уступят, а про ополченцев и говорить нечего. Это уже лучшие дивизии РККА, насколько мне известно!

– Андрей Андреевич, простите, но сейчас я вам открою истину – чисто кадровых дивизий у нас уже нет. Все они уже дивизии народного ополчения, и чем дальше, тем быстрее Красная армия превратится в ополченческую. И войну с немцами выиграет именно такая армия! Во всех названных мною дивизиях состав на пятую часть только кадровый, остальные ленинградские рабочие. А соответственно под их обученность необходимо осваивать новую тактику действий, чтобы как можно быстрее победить врага! А иначе… Нам стоит посмотреть на новые отмобилизованные дивизии – их сейчас бросят на фронт. И что там произойдет? Бестолково погибнут, не принеся никакой пользы стране, ни ощутимого вреда врагу. А отступление на всех фронтах будет продолжаться дальше, при нашей-то растянутости и скудости резервов. А вот решить эту проблему непросто…

Гловацкий сделал паузу, вытаскивая папиросу из коробки. Жданов сам курил, продолжая внимательно смотреть на генерала, который сам понимал, что сейчас сказал то, за что другого уже сейчас бы запросто линчевали. Или под трибунал отдали «за неверие в могущество РККА». Вот только томить он столь влиятельных людей не стал, а резанул:

– Не просто, а очень просто!

– Поясни и не темни в своей манере. – Ворошилов поморщился. – Да не тяни ты жилы, тебя же слушают.

– Комсостав недостаточно обучен, прибывшие из резерва откровенно плохи, половина бойцов вообще ранее не служила. И победить немцев можно лишь тогда, когда все дивизии получат боевой опыт. Следовательно, потери в них недопустимы, серьезные я тут имею в виду. Четверть потеряли, при этом израсходовав запасной батальон – отводить в тыл на доукомплектование. Не создавать новых дивизий, а именно постоянно держать пополненными до штата. Через пару месяцев накопится боевой опыт, а значит, даже если мы и ошибемся, то такие дивизии за счет опыта выправят наши дурные ошибки. Даже раненых бойцов и командиров следует после лечения в госпиталях немедленно отправлять в их бывшие части. Это первое!