Но договоренности имелись, фактически он, маршал Карл Маннергейм, позволил немцам с территории Финляндии нападать на русских. Именно с финских аэродромов взлетали бомбардировщики для бомбежки Таллина и Ханко, от Петсамо перешли в наступление на Мурманск и Кандалакшу части германской горной армии Дитля. Даже сама договоренность со штабом ОКВ предусматривала, что с северной Финляндии будут наступать 4 немецких и 2 финских дивизии 3‐го армейского корпуса – 6‐я и 3‐я пехотные.

От Ухты до Выборга сразу полтора десятка финских дивизий при поддержке только одной германской должны были взломать фронт русских 7‐й и 23‐й армий. И в шхерах находились германские минные заградители и торпедные катера, что начали действовать еще с вечера 21 июня, за несколько часов до официального объявления войны. Так что, когда в Хельсинки заговорили о «нейтралитете», то его как такового уже не было. Да, сами финны не воевали, зато с их территории начал боевые действия их союзник. Так какой здесь нейтралитет?!

Вот большевики потому так и восприняли эти акции, и сами нанесли 25 июня удары своей авиацией по многим аэродромам и городам Суоми. Теперь спровоцированная финскими и немецкими генералами война возникла самой настоящей реальностью, без всякой маскировки. Вот только ход ее стал не таким, каким рисовался раньше. Маннергейм взглянул на карту – ход боевых действий на ней, отображенный синими и красными кружками и стрелками, оказался совсем иным, не победоносным стремительным наступлением, а мучительным прогрызанием русских позиций как в заполярной тундре, так и в дремучих карельских лесах и болотах.

На севере наступали на Мурманск горные стрелки Дитля, две дивизии попытались опрокинуть две русских. Не удалось, едва прошли 30 километров на восток, к Мурманску. На реке Западная Лица вот уже три недели шли ожесточенные схватки, оставшееся вдвое большее расстояние до Мурманска, судя по всему, немцы пройти уже не смогут, их силенок едва хватило только на часть пути. И самое худшее еще только впереди – 31 июля британские самолеты с авианосца бомбили тылы германцев на финской территории. По этому поводу правительство заявило протест и отозвало финского посла из Лондона, адекватно ответили и британцы. Война, правда, не объявлена, сам Маннергейм ее категорически не желал, да и англичане не горели желанием начинать, памятуя о своем дружеском отношении к финнам в ходе «зимней войны». Через посла в Швеции неофициально предупредили – с пониманием отнесутся к выходу финской армии на границу 1939 года, существовавшую до советского нападения, но резко выступят против, если финны со своей бывшей территории вторгнутся в русские земли.

Вторая группировка германских войск в составе дивизии СС «Норд» и 169‐й пехотной дивизии при поддержке 6‐й финской начали наступление на Кандалакшу. С трудом освободив поселки Кулоярви и Алакуртти, которые захватили большевики в ходе «зимней войны», сейчас остановились на старой финской границе, не в силах продвинуться дальше. Правда, немцы собирались перебросить эсэсовцев на Кестеньгу, но Маннергейм сомневался, что там им удастся проломить русскую оборону – противнику провозить подкрепления там намного легче по железной дороге, чем немцам сквозь камни и болота по утопающим грунтовкам.

А вот южнее начиналась уже финская зона ответственности, и удары наносились на Ухту 3‐й и на Реболы 14‐й пехотной дивизиями. Эти два села с финско-карельским населением большевики по мирному соглашению 1922 года оттяпали в свою пользу, хотя они были заняты финнами еще в далеком 1918 году. Так что здесь Маннергейм надеялся на понимание британского правительства, хотя наступление на первое село было остановлено красными в десяти километрах западнее его. Леса, озера, камни, речки, болота и почти полное отсутствие пригодных дорог делали войну здесь затяжной и долгой, и чем усилить 3‐ю дивизию, Маннергейм не знал. А русская 54‐я дивизия уже получила подкрепления из ополченцев, причем значительные. И теперь взять Ухту станет совершенно невозможным делом.

С Реболами получилось подобно – 14‐я дивизия полковника Рааппавиа с трудом подошла к райцентру, обороняемому 337‐м стрелковым полком и погранотрядом русских. Но со станции Кочкома большевики перебросили на помощь полк НКВД, несколько истребительных и ополченческих батальонов с артиллерией – все эти части, по сообщениям разведки, были уже сведены в 27‐ю дивизию, достаточно полнокровную и обеспеченную необходимым. Да еще ожидалось прибытие стрелковой бригады – перспективы наступления на Кировскую железную дорогу и Беломорско-Балтийский канал становились уже откровенно мизерными. Да и взять Реболы не получится.

– Господин маршал, может быть, следует усилить Карельскую армию генерала Хейнрихса? Ведь продвижение на Питкеранту и реку Толуокси уже остановилось, и к нашей старой границе мы не выйдем.

– Нет, Айво, у него 5 пехотных дивизий, 2 егерских и кавалерийская бригада, вполне достаточные силы, снабжать которые пока проблематично. А русские осуществляют перевозки своих войск по железной дороге быстрее, их группировка наращивается каждый день.

Маршал задумался – еще 30 июня он назначил наступление на 10 июля, ожидая, что к этому времени немцы захватят Псков и проломят русские доты «Линии Сталина» на старой советской границе. Вот только у союзника дела пошли скверно – весьма чувствительные потери в танках и пехоте заставили германские войска топтаться на месте, а потом и перейти к обороне. Такой ход событий насторожил Карла Маннергейма, и он дважды переносил начало наступления Карельской армии – на 16-е, а потом на 21 июля. И теперь ругал себя за нерешительность – собранное в Ленинграде огромное ополчение массами хлынуло на фронт, причем не только на Псковщину и в Эстонию, но на Перешеек и в Карелию.

В сводках разведывательного отдела появлялись все новые и новые номера советских дивизий, бригад и полков. Если бы 10 июля финны нанесли бы удар по 7‐й армии, то войскам бывшего начальника Генштаба Хейнрихса противостояли бы 71‐я и 168‐я дивизии, 26‐й укрепрайон в Сортавале и два погранотряда общей силой в егерский полк. Была еще 237‐я дивизия, но ее русские 7 июля перебросили под Псков. Задержка наступления сразу на 11 дней стоила дорого. Укрепрайон насытили ополченцами, численность довели до полнокровной бригады, если не больше. Вместо убывшей дивизии взамен появилось управление 19‐го стрелкового корпуса с тремя сформированными горнострелковыми бригадами, и к ним добавились две стрелковые бригады с номерами дивизий, что закрывали границу. Более того, в Петрозаводске и Олонце уже закончилось формирование еще двух горных бригад. И это все не считая отдельных батальонов и батарей, что большевики создавали прямо стремительно, быстрее только пироги пекут. Вот эти мысли он и озвучил – и лицо собеседника приняло угрюмое выражение.

– Против нас крупный промышленный центр, население которого равно Финляндии, а производство значительно превышает наше, Айво. Даже если корпусу Тайвела и удастся выйти к Ладоге западнее Сортавалы, это ничего нам не даст – на пути преградой станет Кексгольмский укрепрайон. А его уже пополнили ополченцами, как и Выборгский УР, и каждую из 6 дивизий, что противостоят на Перешейке. Причем 67‐ю и 84‐ю дивизии перебросили к нам из Петербурга, заново сформировав из ополчения, как и одну горную бригаду. Добавь к ним 50‐й стрелковый корпус из трех новых бригад, что пока у них во второй линии – и это только то, что нам известно. Чем усилить армию Хейнрихса прикажете?! Вместе с резервом у нас только 8 дивизий, и новых не будет – мы задействовали всех годных к службе мужчин. Русских на Перешейке уже больше, и они прибывают каждый день.