уверенность в себе. Четыре месяца назад он бы поспорил с книгой.

– Доверяй себе, Робби.

Он разволновался и замахал руками.

– Папа. Просто скажи, и все.

Я подтвердил догадку. Робби сделал набросок: неуклюжий маленький кустик анемонов. Он продолжал поиски, а потом перепутал истинную купену с ложной. В итоге нарисовал и ту и другую.

Только рисование его немного успокаивало. Присев на какое-нибудь бревно, держа в руке заточенный карандаш, он был почти в порядке. Но ему потребовалась целая вечность, чтобы воссоздать призрачные фиолетовые полосы внутри цветка клейтонии виргинской. Он вспылил из-за того, что не смог как следует изобразить кандык американский. И, честно говоря, его мастерство рисовальщика немного пострадало в сравнении с воздушностью и смелостью, которые я видел месяц назад.

Список сокращался. Робби отыскал десять, затем двенадцать разновидностей эфемеров в цвету быстрее, чем кто-нибудь мог бы предположить. Каждая новая находка наполняла его упорным удовлетворением. Мы и полмили вверх по хребту не прошли, как сын нашел все виды растений, которые я включил в свое задание. Он оглянулся на скалистую стену, влажную и озаренную солнцем, покрытую сотрудничающими экспериментами.

– Весна будет возвращаться, что бы ни случилось. Верно, папа?

Вообще-то это утверждение нетрудно было опровергнуть. Земля бывала разной, от ада до снежка. Марс потерял свою атмосферу и превратился в холодную пустыню, в то время как Венера погрузилась в безжалостные ветры и поверхность ее раскалилась сильнее, чем заводская плавильная печь. Жизнь может потерпеть поражение и погибнуть почти в одночасье. Мои модели говорили об этом, как и камни нашей планеты. Обиталище людей быстро становилось чем-то новым. Прогнозы оказались недостоверными из-за выборки, ограниченной до единицы.

– Да, – сказал я Робби. – Можешь рассчитывать на весну.

Он кивнул и без единого слова направился вверх по склону. После резкого поворота тропы перед нами открылся ровный участок. Лес с каждым шагом становился все прозрачнее. Пышный лавровый подлесок уступил место дубам и соснам, растущим на некотором расстоянии друг от друга. Мой телефон звякнул. Я изумился тому, что даже здесь, на такой высоте, есть сигнал. Но были люди, чья работа заключалась в том, чтобы на Земле не осталось ни единого клочка территории, где не ловит мобильник.

Я проверил почту. Не удержался. Смахнул экран блокировки – Али и Робби в его седьмой день рождения, с лицами, разрисованными под тигров. Меня ждали семнадцать сообщений в шести разных текстовых цепочках. Я поднял глаза и увидел, как Робби идет по тропе, его походка снова казалась легкой. Я украдкой взглянул на сообщения, опасаясь худшего. Но к таким новостям воображение не сумело меня подготовить.

Телескоп «Следующее поколение» был мертв. Тридцать лет планов и изобретений, двенадцать миллиардов долларов, труд тысяч умнейших людей из двадцати двух стран, надежда всей астрономии и наш первый реальный шанс увидеть очертания других планет. Недавно переизбранный президент убил его с ликованием:

КРУПНЕЙШЕЕ МОШЕННИЧЕСТВО, СОВЕРШЕННОЕ В ОТНОШЕНИИ ЛЕГКОВЕРНЫХ, ПОСЛЕ ПОПЫТКИ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕРЕВОРОТА!!!

Мои коллеги копошились в развалинах, изливая ярость, горе и отрицание. Я что-то напечатал, пять слов машинальной солидарности. Сообщение не ушло.

Дальше по тропе Робби опустился на колени возле болиголова, уставившись на что-то на земле. Я убрал телефон и направился к нему. Он встал, когда я подошел.

– Мама когда-нибудь ходила по этой тропе?

Ибо крепка, как смерть, любовь.

– На что ты смотрел?

Он устремил взгляд на какое-то место в отдаленной части ущелья, заросшего рододендронами.

– Ходила или нет?

– Я так не думаю. А что?

– Тогда не могли бы мы просто пойти к реке? Той, которая ей нравилась?

– Еще рано, дружище. Я думал, спустимся после обеда. Разобьем лагерь вечером.

– Не могли бы мы просто пойти туда прямо сейчас? Пожалуйста…

Мы направились обратно через хребет, вдоль выступающих камней и скоплений цветов, похожих на букеты. Робби торопился. Я попытался его успокоить.

– Посмотри на смолевки. Они едва приоткрылись, когда мы шли в ту сторону. Всего час прошел, и такие перемены – невероятно, да?

Он посмотрел и даже удивился. Но мыслями был в другом месте.

Мы вышли к подножию горы и опять сели в машину. Я поехал к началу другой тропы – той, по которой мы ходили полтора года назад. Той самой, по которой мы с женой путешествовали во время нашего медового месяца десять лет назад. По пути я соблазнял ее рассказами о тысячах экзопланет, которые впервые за всю историю человечества возникали повсюду.

– Сколько времени пройдет, прежде чем ты найдешь маленьких зеленых человечков?

– Очень мало, – сказал я ей. – Вероятно, это будут не человечки. И, наверное, даже не зеленые. Но мы оба доживем до того, чтобы увидеть их.

Увы, с нами такого не случится.

Робин что-то почувствовал, когда мы достали из машины каркасные рюкзаки. Он подождал, пока мы не окажемся на первом повороте, в четверти мили от начала тропы. Потом остановился под кустом цветущей ирги и искоса посмотрел на меня.

– Тебя что-то беспокоит.

Какая-то первобытная часть моего мозга воображала, что если я никогда не произнесу этот факт вслух, то все еще может обернуться иначе.

– Ерунда. Я просто задумался.

– Из-за меня?

– Робби. Ну что за чушь!

– Из-за того, что я раскричался, у нас возникли проблемы со службой опеки. Они хотят забрать меня у тебя?

Трудно обнимать кого-то вдвое ниже тебя ростом, когда вы оба носите каркасные рюкзаки. Моя попытка только подтвердила его подозрения. Он оттолкнулся и двинулся прочь по тропе. Затем остановился, повернулся и предупредил меня, вскинув палец.