За большой сосной начиналась неведомая тропинка, которой еще вчера там не было, и вела она на залитую солнцем равнину. Мне даже присматриваться не пришлось, чтобы понять, — это охотничьи угодья Кьярры. Она достаточно часто ходила этим путем, чтобы он сделался отчетливо виден.

Чуть поодаль, в ежевичнике, скрывался путь на Багралор — оттуда отчетливо веяло холодом. С другой тропинки, затерявшейся в траве у ручья, тянуло копотью — это была Таллада, а столица почему-то пахла отцветающей драконарией — трудно не узнать этот сильный терпкий аромат с металлической ноткой…

Куда ни глянь — повсюду были сотни и тысячи нехоженых троп, видимых так ясно, словно кто-то все это время старательно прятал их, а этой ночью взял и скинул маскировку. Я чувствовал: стоит сделать шаг в неизвестном направлении, и предо мной вновь откроется море звезд, из которых можно будет выбрать ту, что понравится больше остальных… Правда, я остался на месте. Мой самый первый опыт в качестве провожатого научил меня не бросаться опрометчиво куда глаза глядят и дороги манят.

Привычный лес никуда не подевался, стоял на прежнем месте, и если смотреть на него искоса, краем глаза, то становилось понятно, что сосны вовсе не расступаются, а дом не изгибает стену, чтобы пропустить еще одну тайную дорогу…

Наверно, я долго стоял, как дурак, и озирался по сторонам, потому что Кьярра вышла меня искать.

— Рок, — позвала она, пригляделась, поняла, что со мной такое, и деловито осведомилась: — Вылить на тебя воду? Вчера помогло!

— Спасибо за заботу, но я уже окунулся, — ответил я, придя в себя.

Надо же, я думал, что последний раз ощущал такой чистый, ничем не замутненный восторг в отрочестве, когда открыл в себе дар провожатого! Ан нет, оказывается, Рок Сандеррин даже во вполне солидном возрасте не потерял способности ни удивляться, ни радоваться…

— У тебя краска облезла, — сообщила Кьярра, и я вернулся с небес на землю. — И шерсть на щеках отклеилась.

— Сволочи, — сказал я, выдернув волосок с макушки и убедившись, что он из темного сделался каким-то тускло-рыжим и как бы еще не с прозеленью. Хотя, возможно, это сосны бросали отблеск. — Обещали же, что будет держаться, пока не постригусь!

— А потом? — не поняла она.

— А потом не будет, потому что крашеное срежут. Ладно, не страшно, у меня есть в запасе это снадобье… — Я оторвал фальшивые бакенбарды, не перенесшие купания в бочке, и снова огляделся по сторонам. — Послушай, я действительно вижу! Вот это все… ну…

— По тебе заметно, — сказала Кьярра крайне серьезным тоном. Впрочем, я заметил, что она прячет улыбку. — Ты очень-очень странный! Но не по-плохому. Не как бывает, когда у тебя голова болит или мысли дурные. Сейчас другое. Ты… как огненная гора! Только искры не летят.

— Того и гляди, полетят! — отозвался я и — сам не знаю, что на меня нашло! — схватил ее, поднял на вытянутых руках и покружил. Кьярра очень легкая, как ребенок, так что это было несложно. Я даже не сильно обжегся — привык уже.

Правда, когда я поставил ее наземь, лицо у нее было каким-то не таким…

— Эй, ты что? — озадаченно спросил я. — Я тебя обидел?

Кьярра помотала головой, шмыгнула носом и сказала:

— Мама так делала, когда я не умела летать. Брала и поднимала высоко-высоко, до самого неба…

— Как это — не умела?

— Очень просто! Вот ты — родился и сразу начал бегать, да? — фыркнула она.

— Нет, конечно. — Я мысленно выругал себя за глупость.

— Когда мы маленькие, крылья тоже маленькие. Вот такие, — Кьярра показала ладонь, — потом растут. Но они слабые и тонкие. Поэтому сперва мама учила меня прятаться и ловить добычу на земле. Потом уже — летать и охотиться по-взрослому.

— Ясно. Извини, если обидел.

— Не обидел. — Она посмотрела мне в глаза. — Просто я вспомнила маму, и мне стало грустно. Но хорошо тоже. Как так?

— Память — сложная штука, — ответил я. — Так часто бывает, просто потому, что прошлого не вернуть, как бы хорошо тогда ни было. Вроде и приятно вспомнить, а на деле выходит — как ножом по сердцу.

— А-а-а… — Кьярра задумалась, потом тряхнула головой и сказала: — Да. Ты правильно сказал. Как так получается?

— Что именно?

— Ты лучше понимаешь, что я чувствую, и объясняешь.

— Я просто больше слов для этого знаю, — вздохнул я. — А твои чувства не уникальны. Почти у каждого найдутся такие воспоминания, не важно, человек это или дракон.

— Понятно, — сказала она после паузы. — Они бывают хорошие грустные и плохие грустные — это о том, что было давно. И о тех, кого нет. А еще — просто плохие и хорошие. Так?

— Да, в грубом приближении.

— Хороших у меня больше, а плохие сильнее, — снова поразмыслив, произнесла Кьярра. — У всех так?

— Кому как повезет. У кого поровну, у кого что-то одно перевешивает.

— А у тебя?

— Долго прикидывать, — попытался я отделаться, но не тут-то было.

— Не может быть, чтоб ты не знал, — уверенно сказала Кьярра. — Раз живешь долго… почти как я, наверно? Значит, должен был давно сосчитать.

— Вот мне заняться больше нечем… Скажи лучше: ты решила, что намерена делать?

Кьярра кивнула и разом посерьезнела.

— Будем искать моего отца.

— Уверена?

— Да. Если он жив… мне кажется, жив, — задумчиво произнесла она, — то пускай выслушает. Даже если нас к нему не пустят, я смогу пробраться, если хоть увижу! Ты знаешь как. А потом… Не знаю, какой он. Вряд ли скверный… Иначе мама не стала бы его спасать, правда? И тем более… ну… все остальное…

Я мог бы напомнить, что мать Кьярры вряд ли была знакома с этим героем многих войн прежде, а просто присмотрела достойного, с ее точки зрения, партнера, но промолчал. Это уж было совершенно не моим делом.

— Если по-другому совсем никак нельзя, я останусь у людей, — сказала Кьярра. — Привыкну. Может, уговорю, чтобы отпускали на охоту.

«Ох, вряд ли», — подумал я, а она снова услышала мои мысли:

— Я помню, сбежать не выйдет. Колдовские печати не пустят. Но хоть ненадолго…

Воцарилась тишина.

— Только я тебя больше не увижу, Рок, — произнесла вдруг Кьярра.

— Почему?

— Ты сказал: тебе нужно будет спрятаться. Чтобы не нашли. А если ты возьмешь и придешь ко мне — какое же это «спрятался»?

— Я же теперь могу иначе… проникнуть, — улыбнулся я.

— Чародеи заметят. Ты говорил: за драконами хорошо следят. Охраняют. Вдруг ты не успеешь скрыться?

— Нехорошо выйдет…

— Да. Поэтому… — Кьярра тяжело вздохнула. — Выходит, мне без разницы, где жить. В диком месте или у людей. Все равно без тебя.