Возможно, у меня тогда не будет даже Мунисэ. Волосы моипоседеют. Я буду надеяться, терпеть. Хорошо!.. Я согласна и на это. Но длячего? Чего я жду? В течение года я несколько раз не могла совладать с собой,плакала. Но ни разу еще в моих слезах не было такой горечи, как сегодня. Этойночью слезы жгли мои щеки, как расплавленный свинец. Тогда плакали толькоглаза, а сегодня плачет мое сердце.

Вот уже неделю идут занятия. Почти все наши учительницывернулись в Б…, даже Васфие, которая любой ценой стремилась остаться вСтамбуле. Бедняжка так и не нашла вакантного места в столице. А вот Незихеповезло. Как-то раз, в пятницу, они встретили на берегу Золотого Рога молодогоофицера. Он проводил их до самого Фатиха. Мужчины, с которыми знакомились моиподружки, всегда отдавали предпочтение Васфие. На этот раз случилось то жесамое. Офицер назначил ей свидание в парке, не помню каком. Но, как назло, уВасфие в этот день были гости. Не желая обманывать офицера, она попросилаподругу:

— Дорогая Незихе, пойди вместо меня, предупреди, что яне могу быть сегодня, и сговорись о встрече на другой день.

Вернувшись вечером, Незихе сказала, что не встретиламолодого человека. Но с девушкой творилось что-то странное…

Через несколько дней все выяснилось. Незихе в тот вечерзавоевала симпатию молодого человека, и через неделю они обручились.

Васфие мучительно переживала это событие. Ей было обидно,что любимая подруга обманула ее; вместе с тем она грустила, потому что осталасьсовсем одна.

Теперь она часто говорит мне, вздыхая:

— Ах, Феридэ-ханым, какими замечательными подругамимогли бы мы быть с вами! Как жаль… Вы очень славная, веселая, общительнаядевушка, но у вас нет вкуса к жизни…

Когда вылупятся птенцы, в гнезде начинается веселая жизнь.Сейчас школа кажется мне именно таким гнездом.

Сильная гроза с молнией и громом, которая разразиласьнесколько дней назад, как рукой сняла мою преждевременную жизненную усталость,тоску, навеянную жарким, спокойным летом. Мне так легко! Я так весела!

Вот уже дней десять льют дожди, да такие сильные! Погиблипоследние цветы, которые в начале весны радовались солнцу вместе со мной. Тогдаих бледные стебли тянулись к свету, медленно наливались живительным соком, асейчас они дрожат в саду, понурые, съежились под нескончаемым дождем, словнохотят сказать ему: «Хватит, довольно, перестань!»

Такой же плачевный вид был, вероятно, и у меня, когда ясегодня вечером вернулась из школы. Я промокла до нитки, чаршаф прилип к телу,чадра — к лицу. Прохожие на улице посмеивались, глядя на меня.

Мунисэ показалась мне чересчур бледной. Испугавшись, что онапростудилась, я насильно уложила ее в постель пораньше и заварила липовый цвет.Девочка капризничала, подсмеивалась над моей мнительностью.

— Абаджиим, — говорила девочка, — что можетхолод сделать человеку? Разве ты забыла, как прошлой зимой ночью я спряталась всоломе?

Мне почему-то не спалось. Уложив Мунисэ, я взяла книгу илегла на тахту, прислушиваясь к раздраженному говору дождя, который барабанилпо крыше, шумел в водосточной трубе. Вот уже две недели продолжалась этатраурная музыка.

Не знаю, сколько времени прошло. Вдруг раздался сильный стукв дверь. Кто это мог быть в такой поздний час?

Я побоялась сразу открывать, прошла в гостиную и выглянулаиз джумбы[85]. У двери, стараясь укрыться от дождя, стояла высокая женщина. Вруке она держала фонарь, прикрытый сверху клеенкой. Свет от фонаря отражался влужах.

— Кто это? — спросила я.

Дрожащий голос ответил:

— Откройте, мне нужно повидать Феридэ-ханым.

Открывая дверь, я вся тряслась. С того злополучного вечера вСтамбуле незнакомые женщины-гостьи наводили на меня страх. Стоило мне узнать,что какая-нибудь незнакомка ищет меня, как я сразу же начинала думать о дурномизвестии.

Переступив порог, женщина подняла фонарь, чтобы лучшеразглядеть меня. Я увидела бледное лицо и печальные глаза.

— Позвольте войти, ходжаным…

Это лицо и голос придали мне смелость. Я даже не спросила,кто она, зачем пришла, и показала на дверь гостиной.

— Пожалуйста…

Боясь наследить, женщина осторожно вошла в комнату, но сестьне решалась.

— Ну и дождь, ну и дождь… Утонуть можно! — сказалаона, чтобы как-то нарушить неловкое молчание.

Я внимательно разглядывала незнакомку. Было ясно, что стольжалкий вид женщины вызван вовсе не дождем, а чем-то иным. Я поняла, что она хочетнемного успокоиться, прежде чем объяснить мне причину своего позднего визита,поэтому не стала ни о чем расспрашивать.

Мое первое впечатление оказалось верным: у женщины былокроткое, благородное лицо.

Наконец я спросила:

— С кем я говорю, ханым-эфенди?

Женщина опустила голову, словно испугалась этого вопроса.

— Феридэ-ханым, — начала она. — Мы немногознакомы. Правда, ни я вас, ни вы меня не видели до сих пор, но я вас знаюзаочно. — Женщина на минуту умолкла, затем, как бы собравшись с силами,продолжала: — Я сестра вашего товарища по училищу, преподавателя музыки ШейхаЮсуфа-эфенди.

Сердце мое так и замерло. Однако надо было держать себя вруках и не подавать виду.

— Вот как, ханым-эфенди, — сказала я. — Оченьрада познакомиться с вами. Надеюсь, ваш брат чувствует себя лучше?

Конечно, с гостьей, которая пришла в таком состоянии, втакой час, надо было говорить как-то по-другому. Но что я могла ей сказать?

Женщина молчала, видимо, не находя слов для ответа. Я неосмеливалась взглянуть на нее и сидела, потупив голову. Послышалосьвсхлипывание. Я еще ниже опустила голову, точно покоряясь неизбежномунесчастью. Чтобы не плакать, женщина сжимала руками шею.

— Брат умирает… — сказала она. — К вечеру емустало совсем плохо. Вот уже шесть часов он без сознания. До утра не протянет…

Я молчала. Что я могла ответить?

— Барышня, — продолжала женщина. — Юсуфмладше меня всего на три года, но я считаю его своим сыном. Когда умерла нашамать, Юсуф был совсем крошкой. И я была мала, но, несмотря на это, мне пришлосьзаменить ему мать. Я посвятила Юсуфу всю свою жизнь. Когда я овдовела, мне былостолько лет, сколько вам сейчас. Я могла выйти замуж еще раз, но не захотела.Боялась, что мой любимый Юсуф останется один. И вот теперь он уходит, покидаетменя… Вы спросите, зачем я вам все это говорю, ханым-эфенди? Не сердитесь наменя за то, что я вас беспокою в такой поздний час!.. Не сердитесь на меня зато, о чем я вас сейчас буду умолять!.. Не прогоняйте меня…