Матвей молчал. Опустив глаза, Арей заметил на полу рапируМароццо и рядом с ней осколки фигурки. Осознав, что все уже позади и большеникогда не вернется, Арей толкнул Багрова в грудь. Глаза его стали яростными,гневными, пустыми.

– Думаешь, пожалел меня, что не обезглавил?.. Ты всеизгадил! Я считал: это будут пять приятных минут! А это были пять мерзкихминут! – произнес он с ненавистью.

В правой руке у него возник двуручник. Уже не тот, чтовалялся на полу, а собственный страшный его клинок. Однако наносить Матвею ударлезвием он не стал, а, резко согнув руку в локте и выдвинув вперед кисть,боднул его навершием в челюсть.

Багров всегда почему-то был уверен, что терять сознаниебольно. Однако это оказалось НИКАК. СОВЕРШЕННО НИКАК. Просто был день, и вдругнаступила ночь. И все.

* * *

Матвей открыл глаза. Над ним склонились два перевернутыхлица. Он не мог понять, мужские они или женские. Кто-то двигал руками. Багроввидел, как рты открываются, однако слова до него не доносились. Между лицамипроплывали упитанные тучки. Небо было того неестественно голубого цвета, какогобывают только кукольные глаза.

Наконец появились и слова:

– Лен, может, человеку плохо? Смотри, зрачок еле реагируетна свет!

– Это нам с тобой плохо! Таким всегда хорошо!.. Эй, парень,говорить можешь?

Багров попытался проверить, цела ли у него челюсть, новместо челюсти нашарил почему-то нос. Ничего себе координация!

– М-могу…

– Ясно. Поехали дальше! – в поле зрения Багрова вплылорозовое облако. Он скорее догадался, чем увидел, что это ладонь.

– Сколько пальцев я тебе показываю?

– Двести! – нагрубил Багров и закрыл глаза.

С закрытыми глазами он пролежал секунд пять или десять.Надеялся, что, когда откроет, декорации изменятся. Открыл. Небо не исчезло.Головы тоже не исчезли. Теперь Матвей видел, что это две женщины средних лет.

– Что ж ты у помойки лег, а? Асфальт здесь, застудишься! Легбы на травке, как культурные люди! – жалостливо посоветовала одна.

Багров втянул ноздрями воздух. С усилием приподнялся и шагахв десяти обнаружил два рядом стоящих мусорных бака с аккуратной надписью«Жилищник-1» белой краской.

– Где я? – спросил Багров.

– Где-где? Он еще и не знает! А напивался ты где? В НовомОсколе!

– В каком Новом Осколе? – не понял Багров.

Одна женщина беспомощно посмотрела на другую, стриженнуюкоротко и решительно.

– На географической карте России два Оскола – Старый иНовый! Это Новый! Так-то, молодой человек! Вставайте и перекладывайтесь натравку! Позаботьтесь хотя бы о своем теле, если больше ни на что не способны! –произнесла стриженая дама тем не знающим сомнений голосом, какой бывает толькоу педагогов.

Матвей поднялся. Он стоял, покачиваясь, и осмыслял свое телокак нечто сложносоставное и труднокоординируемое. Но, к счастью, головаощущалась как шар, надутый газом, и этот шар тянул его кверху, к тучам,придавая телу устойчивость.

Сердобольные женщины, вздыхая, смотрели на него как напропащего. Одна зашла сзади и отряхнула ему спину. Та, у которой был голосучительницы, порылась в сумке и всунула ему в руку батон хлеба.

– Крепче держи! Уронишь еще! Пальцы сжимай! – велела она.

Багров послушно сжал пальцы.

– Во-во! А то небось и не жрешь никогда! Вырежут желудок –тогда узнаешь! – сказала женщина с предвкушением своей правоты.

Матвей покорно кивнул.

– Сердце мне уже вырезали. Желудка теперь не жалко, – сказалон.

Женщины красноречиво переглянулись. Та, что отряхивала егосзади, для этого даже выглянула из-за спины.

– Не шатайся! Крепко стой! Хоть за мусорный бак, что ли,держись, горе луковое! – велела она.

За бак Багров держаться не стал и ухватился за дерево. Затемспросил у женщин, есть ли тут железная дорога. Хотя можно было и не спрашивать.Если прислушаться, можно было различить стук колес.

Багров попрощался, с некоторым колебанием выпустил дерево ипошел, не оглядываясь. Ему хотелось ехать к Ирке и ехать непременно натоварняке, в разболтанном открытом вагоне, чтобы можно было лежать на пустыхящиках, подложив под голову брезент, и думать, думать, думать. Он чувствовал,что внутри у него узел, который нужно распутать.

На душе было неожиданно мирно и спокойно. Смятение и мраккуда-то ушли. Матвей ощущал, что все будет хорошо. Просто надо успокоиться, недергаться и ждать. Когда дергаешься и спешишь, всегда все портишь.

Счастье как шоколад. Надо есть его вместе, а то и шоколадаперехочется, и зубы станут того цвета, когда улыбнешься только маме и зубномуврачу.

«Скрижали Эдема»

– Плоскогубцы! Ключ на двенадцать! Не такой! Накидной! –распоряжался Эссиорх.

Он стоял на коленях в центре комнаты. Правая рука его полокоть нырнула во внутренности мотоцикла. Корнелий и Улита шныряли туда-сюда,как трудолюбивые муравьи.

– Что ты принес? Если это накидной ключ на двенадцать, то якомиссионер! – прикрикнул он на Корнелия.

– Не вопи! А то и правда комиссионером станешь, – миролюбивопосоветовала Даф.

Сама она в беготне не участвовала, зато с удовольствиемсмотрела на красного и сердитого Эссиорха.

Хранитель вздохнул и, вытянув из мотоцикла руку, посмотрелна содранные пальцы.

– Жизнь автомеханика – это даже не ремонт. Это непрерывнаяборьба с гайками и болтами, к которым невозможно подлезть! Если бы все гайкиоткручивались сразу – рабочий день механика можно было бы смело сократитьвдвое, – с уверенностью заявил он.

Вспомнив, что гайка так и осталась непобежденной, Эссиорхупрямо повернулся к мотоциклу и вновь полез в его тесную утробу.

– Упрямая гайка еще ничего, – рассуждал он. – Ее подергаешь,попыхтишь, и она пошла. Даже сорванная резьба не безнадега. В сто раз сквернее,когда гайка прокручивается, а с той стороны не подцепишь. Такую бесконечнокрутить можно и без всякого результата.