Сосику сказал скорбно:

— Но что ты можешь? Ты не достиг ни глубин смирения, нивершин мудрости!

Олег покачал головой, яростный огонь в зеленых глазахразгорался все ярче:

— У меня были два друга... Я вижу, что пока что они научилибольше, чем все мудрецы белого света... Нельзя сидеть и ждать, когда поумнеешь.Нельзя всю жизнь поглощать мудрость, чтобы потом, когда овладеешь всемизнаниями, начинать приносить пользу... ибо познание бесконечно. Надо когда-тоостановиться, выйти из библиотек... пусть знания поглощают другие, а я начнувозвращать полученное...

Когда он уходил, Сосику вдруг сказал негромко:

— Погоди.

Олег обернулся. Старик протягивал ему толстый свитокпожелтевших пергаментных листков. Тонкая красная ленточка перетягивалапосредине, но Олег не заметил ни колдовской печати, ни признаков заклятия.

— Что это?

— Возьми, — произнес Сосику грустно. — Это мои звездныекарты. Многие бы отдали половину своего умения... а то и все, только бызаглянуть в них хоть одним глазом. По этим картам ты можешь видеть будущеелюбого человека.

Олег покачал головой:

— Я не могу принять этот дар.

— У меня нет учеников, — сказал Сосику грустно. — Почему, незнаю. Мои знания могут умереть со мной. А я хочу, чтобы эти карты знало всечеловечество. Чтобы каждый человек мог посмотреть, прочесть, найти свою звездув темном небе и определить свое место на земле. Я тоже, как и ты, хочу людямсчастья.

Ветер легонько шевелил его волосы, редкие и прозрачные. Онвесь был прозрачен, он истаивал, как тонкая пластинка льда на жарком солнце.

Олег протянул руку:

— Я не знаю, как отблагодарить тебя... Но если надо, чтобы отвоих звездных картах узнали все люди на свете, я это обещаю!

Он вызвал вихрь, будь что будет, но все же рисковать сильноне стал, как только в ушах начинался предостерегающий звон, тут же бросал смерчна землю, отдыхал, жадно пил магические воды хоть из камня, земли или воздуха,а когда начинало выплескиваться из ушей, снова вызывал крутящийся ветер.

Прочесал горы, а когда, кроме трех десятков колдунов, что немогут пальцы сосчитать на одной руке, не увидел ничего стоящего, пошел над лесамии долами к югу.

Вихрь терзал, это не на Змее, зато быстро, а его сжигалозлое нетерпение. Война все не начинается, колдуны грызут локти, он тоже пальцевне сочтет, а что ни пытается делать... лучше бы не делал вовсе.

Сквозь яростный вихрь под ногами видел проплывающие зеленыепятна. Города и селения попадались так редко, что порой сутками на тысячи итысячи верст ни распаханного поля, ни табунов кочевников. И все-таки ухитряютсянатыкаться друг на друга! Набрасываются тут же, убивают, убивают, убивают...

Долго тянулась степь, он только один раз успел заметитьнебольшое стадо, всадников не больше десятка, потом снова мир перегородилагорная цепь, снежные вершины поднимались высоко, рвали в клочья проплывающиеоблака, пришлось подняться еще выше.

С той стороны гор начинался лес, зеленые кроны сомкнулисьтак плотно, что он не видел полян на сотни верст вокруг. Вихрь нес всемедленнее, Олег чувствовал, что выдыхается, тело похолодело, а в животепротивно дрожали мелкие жилки.

Чувство опасности пришло, когда горы уже скрылись,усилилось, затем начало ослабевать. Олег заставил вихрь повернуть и снизиться,страх волнами ходил по телу, но сквозь стиснутые зубы твердил себе, что этовсего лишь ощущение большой силы, а страх того же порядка, что и страх пса,который в грозу визжит и забивается под лавку...

Вихрь едва держал. Олег обливался потом, нигде ни полянки,наконец завис над одним раскидистым деревом, напрягся и вывалился из кокона,растопырив руки.

Его с треском понесло сквозь зелень, листья, царапало,наконец он ухватился за толстую ветвь. Та с треском переломилась, но уже ненесся к земле как падающий с небес камень, ухватился за следующую, повис. Егораскачивало, как подвешенную к дереву шкуру лося, зацепился ногами, перевелдыхание.

Потом спускался через многоповерховую зелень, ветвистановились все толще, стволы массивнее, наконец слезал по старому стволу,цепляясь за оттопыренные, как серые уши, чешуйки коры.

Под ногами прогнулся толстый ковер. Мир шатнулся: то Пески,то Горы, отвык от человечьего Леса, под подошвами пискнуло, слой листьев свеж,но толстый, как взросший на жирных желудях кабан. Воздух по-лесному влажный,застойный, недвижимый, по запахам можно понять не только что и где сейчас, но ичто было неделю назад.

Долго лежал, приходя в себя и восстанавливая силы. Пока немагические, потом спешно набрал и магии, теперь он хорошо чуял, когда этоневедомое вливается через его кожу. Еще лежа, кое-как разжег костерок, нависнад ним, вбирая огонь в замерзающее тело, магия всегда уносит с собой и тепло,а когда отогрелся, стянул откуда-то жирного гуся, долго и старательноуничтожал, пока с приятной тяжестью в желудке не ощутил и такую же тяжестьмагии.

Все еще обессиленный, достал свитки Сосику. Долговсматривался в значки, линии, поднимал взор к небу, звезды все равно там, хотьи незримые из-за нещадного слепящего света, но память услужливо подсказывает,где и что, какая из них на карте отображена красным зловещим знаком, какаясиним, какая сулит мор и смерть, а какая предвещает долгую жизнь...

Голод наступил, когда едва-едва начал улавливать связи междунебесными светилами и жизнями людей, зверей и трав, бездумно догрызполуобглоданные лапки с клочьями застывшего мяса, поднялся, пока еще слабый,как муха на морозе...

Из темной чащи по-прежнему несло угрозой, которую он ощутилеще там, в вихре. Из-за которой и вломился в этот лес. Сцепив зубы, нагнулголову и пошел в ту сторону.

Деревья при его приближении неохотно расступились. Веткиугрожающе тянулись в его сторону, но Олег, человек Леса, смотрел уже на тусторону широкой поляны. Чудовищной толщины дуб, просевший от неимовернойтяжести, зиял черным дуплом.

Олег судорожно вздохнул. Из дупла несет родным запахомсвежей трухи, словно там семья короедов денно и нощно перемалывает древомощными челюстями, старой живицей и ароматом человеческого тепла, такпривычного с детства...

Поляна приблизилась, Олег остановился посредине. Его все ещетрясло от тяжелого чувства непонятного страха, ноги вздрагивали. Он набрал вгрудь воздуха, в этом мире нужно выглядеть грозным, закричал хрипло и страшно:

— Есть здесь кто-нибудь?.. Или можно зажигать лес?

Ощущение тяжелого взгляда стало таким гнетущим, чтозатрещали кости. Он напрягся, сказал как можно ровнее, стараясь не выдатьстрашного напряжения: