Это было так неожиданно, что Олег отпрянул, взбаламутивгнилую воду. Ряска вошла волнами.

— Почему?

— А ты посмотри на себя, — посоветовал Ковакко. — Из тебямудрец как из моего... гм...

Олег сжал кулаки:

— Я пока что не мудрец. Пока что я могу размазать по стенелюбого, кто откажется указать мне дорогу. И еще я могу возжечь костер, которыйвысушит половину этого болота.

Ковакко крякнул со странным для Олега удовлетворением:

— Вот-вот! Что я говорил? Чуть не так, сразу в рыло. Да, изтебя будет еще тот мудрец!.. Ты даже не подумал, что стоит тебе толькошелохнуть пальцем или губой... стоит мне только заподозрить, что ты что-тозамыслил...

Из воды прямо у ног Олега со всех сторон поднялись огромныекрючковатые лапы. Пальцы коснулись пояса, вода блестела на страшных когтях, тутже опустились обратно.

— Да, — шепнул он побелевшими губами, — вы, колдуны, умеетесебя обезопасить. Прости, с языка сорвалось. Просто уже осточертело ходитьтуда, не знаю куда, отыскивать то, не знаю что. А когда добуду, принесу, мне жеэтим по голове и настучат. Приходилось махаться... ну, с очень разными, я тогдадумал, что уж труднее быть никак, дурак!.. я вот сейчас в темноте, весь вплевках и в собственных соплях, пальцев на одной руке не сочту... и вообще ужене знаю, пальцы ли это...

Колдун молча скрылся под водой, но Олег не двигался,чувствовал, что произойдет что-то еще, мудрецы не уходят даже из жизни, несказав мудрых слов, и в самом деле: вода забурлила, медленно подняласьблестящая лысина, выдвинулась вся голова, а толстые губы промолвили квакающе:

— Растешь. Дураки уверены всегда.

Олег плюнул, стараясь не попасть на лысину, вот тебе имудрость. Еще один такой полет в вихре, и от него останется пустая шкурка сперемолотыми костями, но иначе, похоже, отсюда не выбраться... Беркут отправилего если не на верную смерть, но все же...

Поверхность болота оставалась долго недвижимой. На него снедоумением смотрели жабы, тритоны, даже протеи. Гнилая вода поднялась допояса, в сапоги что-то забралось скользкое и мерзкое, копошилось, устраиваялежбище под его большим пальцем.

В трех шагах вода забурлила. Ковакко поднялся по грудь,могучий и широкий, как корыто для свиней. По блестящему телу сбегали коричневыеструйки ила, но глаза сразу уставились на Олега с холодной враждебностью.

— Я уже жалею... но слово дал, надо держать. Когда-то я небыл колдуном... Я не знаю, где этот Сосику обитает. И никто из колдунов незнает! Может быть, он вовсе не на этом свете. Больно чудная у него страна. Ноон единственный, кто держит свои двери открытыми для всех. Тебя отнесет тудамой старый друг. Он там бывал, дорогу знает.

Резко, оборвав себя на полуслове, не прощаясь, Ковакко ушелпод воду. Грязная поверхность сомкнулась, ряска подергалась и застыла, зеленаяи плотная настолько, что издали болото сошло бы за ровный зеленый луг.

Олег с недоумением озирался. На болоте внезапно стало тихо.Жабы попрыгали в воду, а что потрусливее, сползли в грязь тихонько, стараясь небрызнуть, не выдать себя плеском, забились под самые глубокие коряги.

Он оглянулся, чувствуя затылком опасность. Волосы всталидыбом, он раскрыл рот для крика, но слова застряли в перехваченном судорогойгорле.

Прямо на него падал ночной ужас, какой однажды посетил его вдетстве, когда он метался в жару, а отпаивали горьким зельем. Горящие, каккрупные угли под ветром, глаза уставились с нечеловеческой злобой, а когтинацелились вырвать замершее сердце.

Колдун не сказал, где найти Сосику, единственного мудреца,который берется учить, но когда болотная тварь под Олегом разогналась,разбрызгивая воду, и прыгнула в воздух, отчего брызги грязной воды окатили егос головы до ног, она повернула на юго-восток, пошла резко, словно ее хозяиннезримо поворачивал ей острый клюв в нужную сторону.

Олег скорчился на загривке, терпел пронизывающий до костейветер, стучал зубами. Мелькнула мысль, что ни Мрак, ни тем более Таргитай нестрадают, оба живут в свое удовольствие, всем довольны, они тоже для всехрубахи-парни, потому что живут просто, как все люди, а людью свойственно житькак траве, просто и бездумно, что растет, роняет семена, а если уцелеет и несожрут коровы, то уронит семена и на следующее лето...

Странная болотная птица, от которой даже в под-небесье пахлотиной и лягушками, неслась как гигант-ская стрела. Ветер свистел, закручивалсякрохотными вихриками, холод начал проникать под кожу, мышцы застыли. Ончувствовал, как слабеют руки, а ноги сжимают бока все слабее, колени скользятпо гладким перьям.

Смотрел либо вперед, либо зажмуривался, подошвы проплываютнад крохотными зелеными островками в серо-зеленом мареве, это уже не степи, абескрайнее море, далеко же забрался этот мудрец...

Впрочем, это же и он может сказать, он на месте, а вот всеостальные забрались черт-те куда, некоторые даже в Гиперборею...

Медленно выдвинулся остров не остров, птица пошла по длиннойдуге вниз, а превратившийся в ледышку Олег закрыл глаза, чувствуя себя дураком,что не рискнул на перелет в вихре. Вот-вот руки разожмутся, вот-вот полетитвверх тормашками. Надо было бы самому обратиться в птаху. Правда, сам летаеткак черепаха бегает, да и дорогу ему показывать труднее...

Тряхнуло, бросило вперед через голову. Он собрался в ком,ощутил, что летит в стену запахов цветов, душистой травы. По голым плечамхлестали ветви, затрещало. Он перекатился, завис в кустах и только тогда открылглаза.

Вокруг изломанные его падением цветущие кусты, тонкие ветвис ажурными зелеными листьями и огромные пурпурные цветы, множество цветов. Изнадломов медленно выступают прозрачные капли.

В стороне хлопнуло раз-другой, пахнуло ветерком. Даже неповорачивая головы, он ощутил, что болотная птаха не стала переводить дух вотвратном саду, где нет болота, разбежалась и взвилась в синеву, напоследоксбив ударами крыльев изящные лепестки оземь.

Воздух горячий, песок под ним накален, а солнечные лучиприжгли ласково и нежно.

Он все еще лежал, оттаивая, по телу прошла судорога, внутритрещали и дробились льдинки, кололи острыми краями. Он чувствовал, какврезаются иглы, но сразу истаивают, внутри все еще бьет холодная дрожь, носнаружи со всех сторон идут горячие волны, разогревают кровь...

Сперва он был глухим, потом в ушах загремели водопады, ностихли, и когда Олег с трудом сел, с той стороны цветущих зарослей услышалмелкие старческие шаги.

Он так и сидел, опершись руками позади себя, когда из-задальних кустов роз старческой походкой выдвинулся человек в белом. Его дряблаярука опиралась на посох, и было видно, что это не просто знак волховскогоранга, а необходимость, вроде третьей ноги.