кто-то есть – иначе горел бы зелёный, – но зайти и потревожить можно – иначе горел бы красный. Верховский, недолго думая, постучался туда.

– Войдите, – устало сказали из-за двери.

Основное освещение в лаборатории было выключено. Вольер для нежити занавесили на ночь непрозрачной тканью; на столе рядом с ним тихо возились в клетках лабораторные мыши. На металлических прутьях висели написанные от руки ярлычки, снабжённые датами и подписями: «Контрольная группа», «Заговор на здоровье (колдовство)», «Заговор на удачу (колдовство)», «Повышены позитивные вероятности (магия)», «Снижены негативные вероятности (магия)», «Прокляты (человек, колдовство)», «Прокляты (человек, магия)», «Прокляты (нежить)». В трёх последних клетках зверушки выглядели несколько более удручёнными – хотя, может, так казалось из-за ярлычков.

– Вы что-то хотели? – неласково спросили из-за спины.

Верховский обернулся. Женщину за компьютером он узнал с трудом – может, оттого, что не ожидал её здесь увидеть, а может, просто подзабыл по прошествии времени. Понравилось в Москве владимирской лаборантке Марине Маланиной. На шее у неё висел в казённом чехле временный пропуск вроде тех, что выдают стажёрам и командировочным; видимо, напросилась всеми правдами и неправдами в столицу на обмен опытом. Понятно, что из карьерных соображений, но, ей-богу, как будто назло.

– Да, Марина, добрый вечер, – нейтрально-вежливо отозвался он. – Подскажите, где мне найти Лидию Свешникову? Есть дело по работе.

Последнее он прибавил по инерции и тут же себя выругал. Раз есть нужда такое говорить, значит, могут быть дела и не по работе. Марина допечатала несколько слов и утомлённо вздохнула.

– Лидия Николаевна позавчера уволилась. Что у вас за дело?

Уволилась?.. Если и было в Управе что-то незыблемое, помимо всеобщей страсти понаблюдать за жизнью коллег, так это непременное присутствие Лидии. Что-то случилось. Но не у заезжей же лаборантки об этом спрашивать! Верховский состроил вежливо-удивлённую гримасу. Говорить, что дело сугубо конфиденциальное – себе вредить, но и ничего интересного владимирская дамочка знать не может. Пустая выйдет беседа.

– Касается поведенческих особенностей нежити. Лидия Николаевна неплохо в них разбирается.

– Я тоже, – нахально заявила Марина, поднимаясь из-за стола. Отсветы от монитора на стене за её спиной тут же померкли. – В чём вопрос?

– Я думал, вы по биологии больше.

– Когда рук не хватает, все становятся специалистами широкого профиля, – она сдержанно улыбнулась. – Сейчас, кроме меня, здесь всё равно никого нет. Вы можете задать вопрос мне или прийти на следующей неделе.

Точно. Сегодня пятница. В бесконечной суматохе дни совсем перестали разделяться на календарные промежутки.

– Ну, давайте попробуем, – заложив руки за спину, Верховский задумчиво шагнул в сторону вольера. Несколько мышей уставили на него сторожкие красные бусинки глаз. – В каких случаях нежить может преодолевать большие дистанции?

– Аморфная?

– Нет, телесная. Средненькая нежить без особых дарований, – он задумался на пару мгновений, решая, посвящать ли въедливую дамочку в подробности, и прибавил: – Коровья смерть, например.

Марина надолго замолкла, раздумывая. Верховский от нечего делать разглядывал мышей. Забавные твари. Суетятся, как будто в этом есть какой-то смысл, изредка выглядывают за прутья клеток и, не осознав увиденного, возвращаются к своей нехитрой возне. И все так или иначе скоро передохнут.

– Кто у вас их проклинает? – поинтересовался Верховский, кивнув на крайние справа клетки. – Специально обученные люди?

– С этими Серёжа Наумов работал, – отстранённо отозвалась Марина. – Не переживайте, все методики отработаны и абсолютно безопасны. Это самозамкнутые чары на патологии в кровеносной системе, они примерно одинаково действуют на всех млекопитающих…

– Можете не продолжать, – хмыкнул Верховский. Должно быть, пытливые детки из тех, что жгут муравьёв при помощи лупы и солнечного света, вырастают потом в таких вот учёных. – Лучше вернёмся к нежити.

– Да, верно, – Марина чем-то зашуршала у него за спиной – наверное, приводила в порядок разбросанные вокруг компьютера бумаги. – Кстати, о ней. Александр Михайлович, вы бы отошли подальше от вольера. Объект может… забеспокоиться.

– Там бронестекло и чары. Он нас не слышит, – равнодушно бросил Верховский. Ему пару раз доводилось водворять в виварий разного рода объекты. – А по делу? Можете что-то сказать?

– Могу предположить, что вашу коровью смерть согнали с места более удачливые конкуренты. Или у неё кончилась кормовая база, что и вынудило её отправиться в кочевье. Где вы её встретили?

– В городском парке.

– Вы серьёзно? Может, в зоопарке?

– Нет, в парке. Там водятся мелкие грызуны, комары и домашние собаки – утром и вечером, – Верховский сделал над собой усилие и обернулся к собеседнице. Она выглядела озадаченной – только и всего. – Иногда ещё человеческие особи, по развитию близкие к приматам. Но, насколько я понимаю, коровка должна была испугаться любого гомо-условно-сапиенса.

– Совершенно верно. Поэтому я и…

Из-за непрозрачных занавесей послышался глухой удар. Затем, почти сразу, ещё и ещё. Марина совершенно по-девчачьи взвизгнула; мыши истошно запищали в клетках. Должно быть, вне зависимости от наложенных на них чар где-то треть зверьков только что скоропостижно вымерла от сердечного приступа. Верховский в два шага оказался у вольера и отдёрнул тяжёлое полотнище; из сумрака на него глядели широко распахнутые ярко-синие глаза. Тощий долговязый плакальщик скребнул когтями по стеклу, оставляя на нём глубокие борозды; там, куда он только что бил, разбегались в прозрачной толще паутины трещин. Сильный, скотина… Верховский на ощупь проверил сохранность защитных чар. Всё в порядке. Твари не выбраться, а ментальную магию стекло не пропускает. Не должно пропускать…