статьи. Каждый из них приложил руку к гибели бедняги Подлесного.

Секретарь собрания рассыпа́лся в учтивостях и благодарил депутатов за внимание к голосу сообщества. Лидия слушала вполуха. Переводя взгляд от лица к лицу, она всё яснее понимала, что ей нечего сказать этим людям. Всё равно что объяснять питекантропу, почему нельзя колотить сородичей дубиной ради собственного душевного спокойствия. Леший побери, изо всех этих холёных сыновей эпохи не выскрести гуманизма хоть на малую долю того, чем располагал Драган…

– Таким образом, в связи с некоторой напряжённостью, образовавшейся в последние месяцы в сообществе, – тарахтел секретарь, виновато улыбаясь, – мы выражаем озабоченность по поводу…

– Протест, – Лидия решительно встала, разом обратив к себе все взгляды. – Мы выражаем протест.

Разумеется, это не было ни с кем согласовано. Секретарь растерянно дёргал челюстью, словно пережёвывая застрявшие на языке слова; кое-кто среди соседей по столу недовольно хмурил брови и уже вовсю раздумывал, что бы сказать в опровержение, остальные недоумённо переглядывались. Проняло даже парочку депутатов.

Авилов невозмутимо смотрел ей в лицо.

– Изменения в своде и в тексте присяги уже привели к смертям, – отрезала Свешникова. Над собранием вновь пробежал тихий ропот. – Этот закон нужно отменить, пока явление не стало массовым. Какие бы истинные цели он ни преследовал, – она не удержалась, взглянула в глаза Авилову, – он по сути своей и по свершившимся последствиям преступен. Требую аннулировать.

Ещё не смолк подхваченный эхом звук её голоса, когда собрание тревожно загомонило на разные голоса. Лидия продолжала стоять, глядя мимо взбудораженных соседей и хищных стеклянных глаз видеокамер на депутатов Магсовета. Все двенадцать хранили непроницаемое молчание – изучали реакцию.

– Это не всеобщее мнение, разумеется!..

– У всего есть своя цена…

– Полностью поддерживаю! Аннулировать!

– Смерти? Я ничего не знала о смертях…

– Преступники заслуживают своей участи!

– Господа, не будем так категоричны, важно каждое мнение…

– Я прошу прощения, что нарушаю регламент, – лениво протянул Оленин, перекрывая всеобщий гул, – но я хотел бы спросить очаровательную коллегу, размышляла ли она над причинами, побудившими наших уважаемых депутатов принять подобное решение?

Ещё бы не размышляла!.. С каким удовольствием она закатила бы нахалу оплеуху, однако собрание превратят в цирк и без неё. Лидия любезно улыбнулась глазевшему на неё соседу.

– У меня есть одна весьма вероятная гипотеза, – небрежно бросила она. – Полагаю, ужесточения связаны с одиозным тульским процессом. Жаль, сообществу не узнать, сколько задержанных не выйдут живыми из-за закрытых дверей зала суда.

– Будет вам, Лидия, – неприязненно прогудел с другого конца стола вальяжный торговый магнат. С этим типом у Свешниковой сложилась давняя и прочная нелюбовь. – Не стоит затрагивать подобные материи. Возвращайтесь к тому, что у вас хорошо получается: кошмарить колдовскую фарму, писать научные статьи, заигрывать с магбезопасностью…

Сидевший рядом Вяземский моментально вскинулся. Постаревший, но не повзрослевший рыцарь, который позабыл, что в современном мире сияющие доспехи – не более чем музейный экспонат.

– Что вы себе позволяете?!

– Я – ничего противозаконного, – с ленцой бросил толстосум. – У меня в безопасности и знакомых-то нет, не то что…

Лидия ядовито улыбнулась. В безопасности, может, и нет, а вот кто ему исправно выдаёт, несмотря на нечистые делишки, лицензии на торговлю артефактами?

– Могу клятвенно вас уверить, что со всеми сотрудниками Управы я общаюсь исключительно по работе, – начала она, поспешно складывая в уме дальнейшую фразу. Лучше бы соображала побыстрее: на сей раз её перебил Оленин.

– Вы снова лукавите, Лидия. Всем известно, что те, с кем вы… общаетесь, – он гнуснейшим образом усмехнулся, – продвигаются по служебной лестнице куда успешнее коллег, обделённых вашим вниманием.

Скотина. Знает, что журналисты с благодарностью подхватят и разовьют тему. Раньше она, не задумываясь, пошла бы ва-банк и предложила бы подвергнуть проверке его болтовню. Раньше у неё был надёжный щит в Магсовете, а она не отвечала ни за кого, кроме себя. Ни разу в жизни, если задуматься.

– Придержите язык, Дмитрий Андреевич! – вдруг рявкнул молодецким басом Потапов, глава отдела коммуникаций, с которым Лидия едва здоровалась в управских коридорах. С чего это он? – Не слишком ли легко вы бросаетесь обвинениями? Потрудитесь разжиться хоть одним похожим на правду доказательством, прежде чем утверждать подобное! У нас пока ещё не отменили презумпцию невиновности, – он зло сверкнул глазами в сторону Магсовета, – или уже можно подозревать всех и во всём?

Голос его потонул в сердитом гомоне. Сам Потапов, грузный, раскрасневшийся, обводил зал пылающим взглядом. А ведь он, наверное, в курсе того, что происходит в Туле… Кому, как не главе коммуникаций, ретушировать неприглядное дело для возмущённой общественности? Неудивительно, что он так злится; писаки не любят ограничений свободы слова. Однако нужно призывать этот цирк к порядку. Сколько можно услаждать почтенную публику?

– Прошу вернуться к теме обсуждения, – отрезала Свешникова и демонстративно отвернулась от галдящего собрания к хранившему молчание Магсовету. – Нам следует провести голосование, уважаемые коллеги.

Бесстрастно глядя на неё, Авилов медленно кивнул.

– Да, пожалуйста.

Секретарь, поймав привычную струю, бойко затараторил протокольные формулировки. Едва он попросил голосовать «за», взвилась над столом рука Вяземского, мгновением позже – Потапова; следом откликнулись ещё несколько человек – едва ли десяток из трёх дюжин. Против были почти все оставшиеся. Никто не хочет проблем с лютующим советом. Это и так было понятно; попытка провалилась ещё до начала этого чёртова