С рождения принадлежащая к сообществу, она знала об этом тайном мирке в разы больше, чем он, без малого два десятка лет проведший на неприглядном дне построенной минусами действительности.

– Лидия, – Верховский воспользовался её минутной задумчивостью, чтобы задать вопрос самому, – вы ведь разбираетесь в проклятиях?

– В вероятностных чарах, – рассеянно поправила она.

– Какая разница? Проклятия – это подвид, – упрямо сказал Верховский. – Можете… Можете, пожалуйста, посмотреть Щукина? Полудница какую-то дрянь на него нацепила, врачи снять не могут…

Свешникова встрепенулась. Взгляд её метнулся к запертой двери, к пустующим койкам. Медленно, с сожалением она покачала головой.

– Я ведь не медик, – глядя в сторону, тихо сказала Лидия. – Извини, Саш, нет. Не рискну.

Она вскоре ушла, а на смену ей припёрся Ерёменко. Тоже весь бледный и какой-то осунувшийся. Торопился; коротко справился о самочувствии подчинённого и заставил подписать бумажку о неразглашении. Загляни Лидия получасом позже – уже не сумела бы добиться от него ничего внятного. Начальник недвусмысленно намекнул, что копаться в инциденте не стоит; дело отдают контролю, к безопасности никаких претензий… У Верховского претензии были, но кто ж станет его слушать?

А ему впервые за долгие годы хотелось, чтобы его услышали.

XII. Западня

Чашка ударилась о паркет и раскололась на две неравные части. Звук получился глухой, какой-то обиженный; на черепках поблёскивали не успевшие подсохнуть коричневатые разводы. Лидия никогда не позволяла себе бить с досады посуду – и сейчас не стала: злополучная чашка просто подвернулась под неосторожное движение. Впрочем, было бы неплохо, разбейся она звонко, сердито, на десятки мелких острых осколков. Вышло бы красноречиво.

– Осторожно, – обманчиво мягким тоном сказал Кирилл. Повинуясь его жесту, половинки чашки взмыли в воздух и отправились в мусорную корзину. – Успокойся, пожалуйста.

– Успокоиться? – огрызнулась Лидия. Пальцы до боли вцепились в полированную столешницу, словно бы силясь выломать её из креплений. – Ты мне предлагаешь успокоиться? Ты?

– Лида…

– Не ты ли подписывал указ? – ядовито спросила она. – Вот уж спасибо, господин депутат, век не забудем! Мы тебе, вообще-то, доверяли. Наши интересы, наше будущее. А ты что творишь?

Он на миг смутился, уткнулся взглядом в пушистый ковёр. Совесть у него есть, безусловно, но что это меняет?

– Лида, так лучше, – медленно, с расстановкой проговорил Авилов. – Эти люди дают опасные показания. Так до них хотя бы никто не доберётся…

– Кроме ваших цепных крокодилов из магконтроля, – фыркнула Лидия. – Тех самых, которым мы теперь должны клясться, что ничего не знаем! Кир, ты половине одиноких по всей стране подписал смертный приговор! Это ты понимаешь?

– Только непроходимым тупицам! – рявкнул Авилов. Она едва ли не впервые видела его таким раздражённым. – Я же обо всём вас предупредил! Я оставил вам лазейку! Возьмите все друг с друга по пустяковой клятве, и дело с концом…

Лидия нервно рассмеялась. И это всё, что он сумел придумать?

– По пустяковой клятве! – повторила она насмешливо. – А потом, глядя в глазки вашим дрессированным чудищам, притворяться, что ничего такого не было? Не у всех такая железная выдержка, как у вас, Кирилл Александрович!

– Будут лютовать – я прекращу дела…

– Каждое несправедливо открытое дело от Калининграда до Владивостока, – хмыкнула Свешникова. – Кир, ты держишь меня за дуру?

– Я, признаться, надеялся, что ты поймёшь, – сквозь зубы бросил Авилов. – Как-никак, мы с тобой учились у одного человека.

– Это-то меня и удивляет, – Лидия горько усмехнулась. – Как ты умудрился ничего у него не перенять?

Повисла душная тишина. Кирилл смотрел в сторону; он, в конце концов, звал её сюда отнюдь не скандалить. Господин депутат как следует поработал, он желал приятных бесед, изысканного алкоголя и неспокойной ночи. Не учёл самую малость.

– А о тех людях ты подумал? – тихо спросила Свешникова, упрямо глядя на него. – С ними что теперь будет? Или это всё приемлемо – лишь бы твоё драгоценное сообщество благополучно дремало и видело сны о законе и порядке?

Авилов бросил на неё неприязненный взгляд.

– Мне дорога каждая жизнь.

– Верится с трудом.

– Ты судишь предвзято, – он вздохнул и прижал ладони к лицу. Жест слабости. Кого он рассчитывает этим обмануть? – Я тебя понимаю – ты беспокоишься о мальчике…

– Конечно, беспокоюсь, – Лидия сердито поджала губы. – Мне дорога каждая жизнь.

Они вновь замолчали. В воцарившейся тишине требовательно зажужжал мобильный; Кирилл едва глянул на экран и сбросил звонок. Лидия не мешала ему размышлять. Пусть выбирает. Между свободой и мнимым порядком. Между совестью и креслом в совете. Очень важным креслом в совете…

– Давай поговорим потом, – устало предложил Авилов, ослабляя узел галстука. – На свежую голову. Когда способны будем друг друга понять.

Лидия недобро сощурилась.

– Я не могу спать с человеком, которому не доверяю.

– Это нетрудно, – Кирилл печально усмехнулся, покосился на задремавший телефон. – Мы можем хотя бы поговорить о чём-нибудь другом? Расскажешь мне про последние исследования…