Совет Любека предложил вендским городам прислать к 20 апреля своих представителей для вынесения решения, но на его приглашение отозвались лишь Росток, Висмар и Люнебург, которые ничего не могли сделать ввиду отсутствия представителей Гамбурга[182]. На повторном заседании, которое состоялось 5 мая, присутствовали депутаты Любека, Гамбурга, Люнебурга, Ростока, но не было никого из Висмара. В результате собрание отказало ливонскому магистру в присылке наемников, но разрешило в течение пяти лет взимать для военных нужд «сотый пфенниг» с товаров, доставляемых в Ливонию гражданами указанных четырех городов (предполагалось также привлечь к этой акции прочие вендские города и Данциг); кроме этого, магистру позволялось облагать военным налогом ганзейцев, торговавших в Ливонии[183]. К концу июля ливонские послы доставили эту весть на родину[184]; чуть позже взимание «сотого пфеннига» было утверждено ландтагом[185].

Тем временем вооруженное противостояние Ливонии и Пскова возобновилось. Весной, когда начал сходить снег, псковичи начали работы по восстановлению сожженного зимой Вышгородка, о чем ливонский магистр был информирован епископом Дерпта Иоганном Бертковым[186]. Магистр взял ситуацию под свой контроль, распорядившись, чтобы городские власти Ревеля отправили на Чудское озеро 200 человек в помощь дерптцам, «чтобы округа Чудского озера была заселена нашими [людьми], а не русскими схизматиками, и чтобы можно было им противостоять»[187]. Богатейшие рыболовецкие угодья Чудского и Псковского озер служили поводами для псковско-ливонских раздоров, начиная с XIV века. В ходе же войны 1480–1481 годов заметными стали усилия ливонских ландсгерров, магистра и Дерптского епископа, закрепиться на их берегах путем усиления своего военного присутствия. К реализации программы планировалось привлечь Ревель с его флотом и «морского дела старателями». В своих письмах к ревельскому магистрату магистр Берндт фон дер Борх неоднократно просил прислать на Чудское озеро моряков и корабельных мастеров на том основании, что «наши служители не могут водить корабли по воде, и если б они у нас были, мы все давно бы уж не страдали, а дерзость русских на Чудском озере давно была б окорочена»[188]. Ревель, однако, интереса к этому делу не проявил и серьезной помощи Дерпту не оказал. Из посланий дерптского магистрата следует, что военные действия близ Чудского озера вели, главным образом, его граждане, стараясь, иногда не безуспешно, вытеснить псковичей из «обидной» зоны[189].

Несколько иной сложилась обстановка в районе приграничной Нарвы, города орденского подчинения, который по мере упадка «новгородского стапеля», не будучи членом Ганзы, все активнее проявлял себя в русско-ганзейской торговле. Война не содействовала ее развитию, и потому обе стороны стремились к ее скорейшему прекращению. Фактически сразу по окончании январского похода орденских гебитигеров, в начале февраля, в Нарву прибыли посланцы воеводы Ямбурга, намеревавшиеся заключить мир с ее фогтом Хейденрейхом фон Вальгартеном, который был известен своими усилиями в деле развития нарвской торговли. Фогт согласился содействовать в этом вопросе[190], равно как и члены ревельского магистрата, но этому воспротивился магистр. По словам ревельского бургомистра Иоганна Зуперта, на его вопрос о возможных переговорах с новгородцами, он ответил: «Вот вернусь с гебитигерами домой с псковской границы, и буду с ними о том говорить»[191]. Ливонский магистр, таким образом, собирался приступать к переговорам о мире только после победы на поле брани.

В начале мая о новых мирных инициативах новгородцев уже не было слышно[192]. Между тем прекращение торговли с русскими привело к скоплению в Нарве большого количества товаров, и у руководства города возникло опасение, что эти товары послужат приманкой для противника, вследствие чего Нарве придется встретить его удар. Для его отражения нарвский фогт старался обеспечить город пушками[193] и вместе с городским советом добивался у Ревеля разрешения привлечь его граждан, имевших в Нарве товары, к ее обороне[194]. Для решения проблемы затоваренности граждане Нарвы, равно как и Ревеля, использовали контрабандную торговлю, главной «площадкой» которой стал шведский Выборг, куда имели доступ и новгородские купцы[195]. И только откровенное стремление коменданта Выборга Эрика Аксельссона использовать сложившуюся ситуацию для превращения вверенного его заботам города в ключевой центр балтийской торговли вынудило ливонские города принять решение о запрете «выборгских плаваний»[196].

Для ливонского магистра Берндта фон дер Борха противостояния «русским отступникам» в районе Чудского озера и Нарвы явно не хватало. И то и другое являло собой разновидности «малых войн», обычных и привычных, которые не могли принести больших дивидендов в деле столь большого значения, как обретение прав обладания Рижской епархией и подчинение ордену ливонского епископата. Магистру требовался большой поход на Псков и победа над ним, чтобы при заключении мира продиктовать русской стороне свои условия и тем самым продемонстрировать всем свою значимость. На 25 июля он объявил созыв очередного ландтага, который признал необходимым проведение нового похода на Псков[197]. Ливонские «сословия» отвергли предложение городов «заморской» Ганзы о взимании «сотого пфеннига» с ганзейских товаров, доставлявшихся в Ливонию, на оборону страны и предложили им одобрить предоставление наемников торгующим в Ливонии купцам[198]. Инициатива исходила от магистра, который крайне нуждался в людях и при этом, видимо, понимал, что в условиях сворачивания русско-ганзейской торговли его доход от «сотого пфеннига» будет ничтожно мал[199].