Ждать пришлось довольно долго, то есть, лежи мы дома надиване, нам бы это долгим не показалось, но здесь мы выполняли ответственноезадание, и каждая минута шла за десять. Мы вконец измучились, почти неразговаривали, смотрели в окно и по очереди вопрошали:

— Вдруг что-нибудь случилось?

Когда мы созрели для того, чтобы нарушить приказ, покинутьмашину, пробраться на стройку и провести разведку, к великой нашей радости,появился Роман Андреевич. Я выскочила ему навстречу, спросив испуганно:

— Все в порядке? — И удостоилась объятий иторопливого кивка. После чего Ромашка устроился за рулем, я на заднем сиденье,а Женька сказала обреченно:

— Ты его укокошил.

— Очень мне надо, — обиделся РоманАндреевич. — Я с ним малость поболтал, парень жив и здоров и завтра выйдетна работу, если, конечно, с шапкой на глазах и скованными руками со стройкивыберется. А он выберется, шишек немного набьет, но это ему только на пользу.

Мы двигались по направлению к моему дому, и я позволила себерасслабиться, потому что доверяла Ромашке, и, если он говорит, что мент жив, скакой стати мне в этом сомневаться?

— Ну и что ты узнал? — начала приставать Женька.

— Труп Аверина из офиса вывез Ярцев. Помнишьмилицейскую машину? Козырев позвонил ему и приказал срочно решить даннуюпроблему. Вот наш мент и отправился с двумя доверенными лицами. Как ты скрыльца сиганула, они видели и насторожились. Быстренько забрали труп.Доверенные лица на милицейской машине вывезли его в гараж Ярцева и вернулисьназад. Ты пришла, потопталась в офисе и, не обнаружив жертву, удалилась, а онипреспокойно сдали офис на сигнализацию. Сам Ярцев, прихватив из кармана Аверинаключи от машины, отбыл на «Мерседесе» все в тот же гараж. А в пятницу они нисвет ни заря устроили небольшую аварию, дождались, когда «мере» основательновыгорит и от трупа останутся только головешки. Козырев и менты понимали, что вофисе Аверин кого-то ждал. Последний его звонок был тебе, вот ты и попала вполе их зрения. Но особенно порадовать Ярцева не могла, оттого тебя и оставилив покое, решив, что ты ничего не знаешь.

— Выходит, убийца — Козырев? — встрепенуласьЖенька, а Роман Андреевич искренне удивился:

— Дурак он, что ли?

Мы переглянулись, насупились и полезли к нему с вопросамиуже вдвоем:

— А кто тогда убил?

— Не знаю, но догадываюсь.

— А что мент-то сказал? — разозлилась я.

— Все, что знал, а знал он немного: был труп, которыйКозырев приказал прибрать на некоторое время и инсценировать аварию.

— А что за женщина помогала Ярцеву?

— Никакой женщины он не знает и, вообще, сделал то, чтосделал.

— А сегодня что ему понадобилось в квартире Аверина?

— Дневник. Оказывается, наш бизнесмен очень любилдоверять свои мысли бумаге, сегодня Козырев вызвал мента и велел этот дневникотыскать. Вот он. — Ромашка протянул мне обыкновенный ежедневник в краснойобложке.

— А почему Козырев заинтересовался дневником сегодня, ане сразу после убийства? — нахмурилась Женька.

— Ты от меня очень много хочешь, — попенял РоманАндреевич. — Для начала надо его прочитать.

Я открыла ежедневник. Первая запись датирована четырнадцатымфевраля, как оказалось, именно в этот день Ярослав Сергеевич встретил СтеллуКозыреву. Он приехал в свой магазин неподалеку от ее дома, выходил из машины, итут появилась она. Аверин в душе был поэтом, а Стелла, должно быть, счастливойженщиной: я ей позавидовала: вот если бы так кто-нибудь написал обо мне… Япокосилась на бравого майора, пытаясь представить его с авторучкой в руке,задумчиво сидящим за письменным столом, да… нелегкое это дело, я имею в видупопытку представить.

— Перелистывай, — толкнула меня под локоть Женька,потому что тоже пыталась читать, встав на колени на переднем сиденье и вытянувшею, но подружка, конечно, способна и не на такое.

Всю дорогу до моего дома мы читали дневник и продолжили этозанятие в квартире, предоставив Роману Андреевичу почетную обязанностьхлопотать по хозяйству. Некоторые страницы зачитывали вслух, чтобы и он был вкурсе. Но Романа Андреевича дневник не очень-то заинтересовал. Он гремелкастрюльками, насвистывал и на чужие страдания внимания обращал мало. Астраданий было предостаточно. Чем дальше мы читали, тем больше настораживались:события, изложенные в дневнике, здорово напоминали известный фильм «Девять споловиной недель». Испепеляющая страсть, буйная фантазия и заметная склонностьк садомазохизму. Симпатичный, уравновешенный и очень серьезный на вид, ЯрославСергеевич обожал, чтобы об него вытирали ноги. А Стелла проделывала этомастерски и с выдумкой.

— Теперь ясно, для чего она тащила его за собой вСочи, — хмыкнула Женька. — Она резвилась бы там с муженьком, а он побитойсобакой бродил бы следом, рыдал, кусал подушку и ловил страшный кайф. Скажи,Анфиса, еще остались нормальные люди?

— Конечно, — кивнула я, косясь в сторону нашегобравого майора, который как раз заглянул, чтобы позвать нас ужинать.

Особый интерес вызвало упоминание в дневнике об одномприятеле Стеллы, которого Ярослав Сергеевич называл «злым гением». Оченьпоэтически, но весьма неконкретно. Время от времени Аверину приходила здраваямысль, что Стелла, мягко говоря, не в себе, вот тогда он и вспоминал о «зломгении», который, по его мнению, дурно влиял на предмет любви. Конечно, обвинялон и Козырева, но эти обвинения носили расплывчатый характер и по большей частивыглядели так: «Он ее погубил». На последних страницах эта тема зазвучала с ещебольшей силой. Узнав, что Стелла утонула, Аверин сразу же заподозрил неладное,потому что звонок в Сочи убедил его в том, что вовсе не Стелла сопровождалаКозырева в этой поездке. Восемь страниц он исписал, пребывая в сомнениях, хотелпойти в милицию, но не пошел: слишком многое пришлось бы объяснять.

Дневник произвел на нас странное впечатление, он совершенноне вязался с обликом человека, с которым я дважды встречалась. Вот уж воистину:чужая душа потемки. Последняя запись была датирована воскресеньем, за два днядо гибели Аверин рассуждал обо мне и моей роли в этом деле. Он не сомневался,что в его офисе я появилась не случайно, а рукопись буквально вызвала шок: онувидел в ней реально происшедшие события. То, что я отказывалась сообщить ему«правду», беспокоило его и даже пугало. Просмотрев дневник еще раз, мы сЖенькой пригорюнились, а потом начали приставать к Роману Андреевичу.

— Что ты об этом думаешь?

— Ничего, — пожал он плечами.