Аристархов растянул в кислой улыбке левую щеку.

– Знаешь, это остроумно, конечно. Да только вот не надо. Не надо. Любые формы жизни приемлемы. Какая разница, смешон я или нет, низок или велик, значителен или ничтожен, – если у меня есть друзья, любимая жена, дети… Если я никого по башке не бью и законов не нарушаю?

– А ты не думал, что существует общее для всех форм жизни понятие красоты и безобразия, великого и низкого?

– Не существует. И не может существовать. Реклама средства от перхоти нужна тем, у кого завелась в волосах эта перхоть. Шекспир нужен, не знаю, для воспитания, для образования, там. Петросян нужен для тех людей, которые его смотрят. Зачем же возвеличивать одно и принижать другое? Пусть постановщики Шекспира соревнуются между собой, а утверждать, что это выше, чем реклама шампуня… знаешь, просто даже смешно для такого взрослого чувака, как ты, Грек.

Я молчал. Я чувствовал усталость и раздражительность.

Аристархов слез со стола, сел передо мной на корточки и заглянул мне в лицо.

– Ладно, Сашка… Выпишу-ка я тебе хорошего снотворного. Паксил тоже обязательно… Денег не надо, раз я задолжал тебе. Только принимать надо строго по расписанию. Строго по расписанию. Эй, слышишь меня?

По расписанию. Слышу. Только это вряд ли что-то изменит.

Борьба идеологий, как говорил когда-то Черчилль, лежит в основе всех неизлечимых болезней. Если тебе что-то отвратительно, доказывать это не надо. Делай свое дело – или умри.

Для начала я убил свою анкету с сайта знакомств. Включив Интернет и заглянув в содержимое анкеты, я содрогнулся от обилия в ней примитивных вопросов, на которые я когда-то точно так же примитивно дал письменные ответы. Особенно те, что обозначены красными звездочками – то есть обязательны к заполнению. Сколько тебе лет, кто ты по знаку Зодиака, женат или замужем, есть ли дети. Еще «требования к будущему партнеру», «ваши увлечения» и «расскажите немного о себе». И это читали тысячи незнакомых людей! Словно вышел голый на рынок: склонности такие-то, увлекаюсь тем-то, купите, не пожалеете… Я усмехнулся, тыча мышкой в нарисованную на экране кнопку, чтобы побыстрее себя уничтожить. Но смерть получилась не сразу. Сначала электронный глаз мигнул и переспросил: «А вы точно желаете удалить свою анкету?» Я подтвердил, что да, точно, и вновь надавил на кнопку. Анкета провалилась в небытие, возникла надпись: «Ждем вас снова на этом сайте».

Было непонятно, темно ли за окном – шторы давно не раздвигались. Выпив очередную таблетку паксила, я лег на диван. Примечательно, что когда я развернул инструкцию в аптеке и принялся ее читать, там было написано, что данное средство уничтожает склонность человека к суициду. Это меня заинтересовало больше всего. Моя египетская подружка Аннет говорила как-то, что пыталась принимать паксил в самом начале собственных душевных недомоганий, но через несколько дней бросила, потому что ее резко стало тянуть в сонливость и тошноту. Но в инструкции ведь так и было написано: в течение первой недели после начала приема возможны приступы слабости и тошноты.

Валяясь на диване, переключая пультом каналы телевизора и управляя музыкой на СD-плеере, изредка выходя на улицу, чтобы купить еды, я пил одну таблетку паксила в день и еще другие, назначенные Аристарховым. Приступы тошноты и сонливости прошли через неделю – сейчас внутри вяло протекала апатия, похожая на влажный туман. Мысли двигались потоком расшифрованных иероглифов, которые почему-то было неинтересно читать.

Один раз меня навестил Сид. Он явился без предупреждения – просто позвонил в дверь. С тех пор, как я отключился от мира – а вернее, мир отключил меня от себя, и у меня не было ни сил, ни желания упрашивать его восстановить нашу связь – я бы открыл, пожалуй, каждому, кто просто позвонит в дверь. Даже грабителям. Но никто не приходил.

Сид вошел, промокший насквозь.

– Там что, дождь?

– Ага. Шли мимо с Ксю, решил к тебе заскочить, ты не отвечал на звонки.

– Знаешь, я думал о тебе и хотел позвонить.

– Так позвонил бы.

– А Ксю, это кто? – спросил я.

– Моя девушка, Саша. Кажется, я люблю ее.

– Вот как? Любишь? Правда? – заинтересовался я.

– Да, – кивнул Сид, – знаешь, я кажется, лишился любовной девственности и скоро брошу на фиг свой реальный роман. Любовь настоящей.

– Настоящей? – удивился я. – Где-то я слышал это слово. Черт, но в прошлом я точно его не слышал. Откуда оно тогда?

– Значит, залетело из будущего, – засмеялся Сид, открывая дверь в туалет, – пойду отолью, а то скончаюсь от передозировки мочи.

– Разве так бывает, что слово, которое ты слышишь, залетело из будущего? – спрашивал я в закрытую дверь.

– Конечно! – весело отвечал Сид. – Почему нет? Будущее – это страна, в которую ты, бродяга, бредешь из своей нынешней. И вот, ты уже к ней подходишь и слышишь в отдалении слова, произносимые в этом самом будущем…

– Выходит, я уже перешел границы этой страны, – сказал я, – если так хорошо слышно.

– May be, – Сид вышел из туалета. Вошел в ванную, открыл кран и стал мыть руки.

– Знаешь что, – услышал я его голос из ванной. – Я тут подумал недавно, что хорошо было бы до смерти решить один главный вопрос.

– Какой вопрос? Почему до смерти?

– До того, в смысле, как умрешь… – Сид, вытирая руки полотенцем, вышел в коридор. – Было бы обидно умереть и не решить этого вопроса.

– Что же это за главный вопрос?

Сид сузил глаза и кивнул в мою сторону.

– Ты знаешь.

– Напомни.

– Кто мы такие, откуда пришли и кто нас такими вот сделал, – буднично сказал Сид. – К чему все это, – он махнул рукой, обводя глазами коридор. – Почему это я, а ты – это ты, почему мы не камни и не пни, а вот такие, как сейчас… Почему мы такие, – Сид взял себя руками за голову, – вот такие, с дырками рта, с кровью, глазами, с членом, с мозгами, с мыслями о смысле жизни… почему шевелимся, ходим… почему это мы?

Он замолчал, стоя передо мной с опущенной головой и по-прежнему обхватив ладонями виски. Потом словно очнулся. Поднял голову и улыбнулся.

– А Ксю где? – спросил я.

– Домой побежала, собаку выгуливать. Она здесь неподалеку живет.

– Сид, надо будет увидеться, поболтать, – сказал я.

– Конечно. Слушай, включи телефон. Я к тебе завтра заеду, и мы смотаемся куда-нибудь. Хочешь, в лес? Я тебя с Ксю познакомлю. Проветришься.

Он посмотрел на меня. Мы помолчали. Странное было молчание: словно что-то разъединило, или объединило, или предупредило о чем-то нас…

– Ладно, я побежал. Ксю ждет, – сказал Сид.

Пожав мне руку, он ушел.