Когда они добрались до города, ему сразу бросилось в глаза разрушенное бомбами здание, которое он не заметил в прошлый раз. Штадтшлосс, руины без крыши. Ему досталось больше всех. Уцелела только часть длинной колоннады, обращенная к рыночной площади. Церковь Николайкирхе напротив потеряла купол. Четыре боковые башни теперь еще больше напоминали причудливые минареты. И только городская ратуша в стиле Палладио,[68]кажется, сохранилась. На вершине ее круглой крыши торчал Атлант, держа на своих плечах позолоченный глобус мира. Глупая гримаса судьбы — английские бомбы пощадили китч.

Однако Альтен Маркт была оживленной. Перед обелиском, трясясь, полз трамвай. Огромное открытое пространство площади было полностью забито — сотни, а может, и тысячи, людей бродили между кучами добра, открыто и шумно торговались, как на том средневековом рынке, который дал площади название. Невероятно, но Джейку это напомнило сук в Каире. Битком набитое поприще взаимообмена, коробейники ловят покупателей за рукав, слышна разноязыкая речь, но нет колорита, разрезанных арбузов, пирамид специй. Лишь пары поношенной обуви, побитые костяные безделушки, ношеная одежда, унитазы, выдранные на продажу. Но здесь по крайней мере не было опасений, присущих рынку на Тиргартен, где всегда одним глазом следили, не появится ли военная полиция. Русские покупали, а не патрулировали, вновь радуясь предпринимательству после воздержания во время конференции. Никто не шептался. Мимо прошли два солдата, держа на головах настенные часы. Когда приехал Талли, ничего такого здесь не было. Джейк представил встречу где-то в укромном уголке. Может, даже в Нойер Гартене, в нескольких шагах от воды. Но что тогда была за сделка?

Они оставили джип рядом с брешью в колоннаде, где когда-то был Портал Фортуны, и медленно влились в толпу. Лиз щелкала камерой. Автомобиля Рона нигде видно не было — вероятно, все еще ехал к вилле Трумэна. Но Джейк с удивлением отметил, что «хорх» вынужден был втиснуться позади его джипа. Единственное место в Берлине, где проблемы с парковкой.

— Ты где с ним встречаешься? — спросил Джейк.

— Он сказал, у колоннады. Мы рано приехали. Взгляни, как ты думаешь, это настоящий Майсен?

Она взяла супницу — ручки с позолоченной окантовкой, расписана розовыми яблоневыми цветками. До войны такая посуда дюжинами стояла в «Карштадте». Но костлявая, согбенная немка, которая ее продавала, оживилась.

— Майсен, я. Натюрлих.

— Что ты собираешься с ней делать? — спросил Джейк. — Варить суп?

— Красивая супница.

— «Лаки Страйк», — с акцентом произнесла женщина. — «Кэмел».

Лиз вернула супницу и знаком попросила женщину позировать ей. Камера щелкнула, женщина нервно усмехнулась, выставив супницу вперед, все еще надеясь ее продать, а Джейк отвернулся — ему стало неудобно, как будто они что-то украли. Так примитивные люди боятся, что фотокамера забирает души.

— Не надо было это делать, — сказал он, когда они отошли. Вслед им что-то кричала разочарованная женщина.

— Местный колорит, — сказала беззаботно Лиз. — Почему они все в брюках?

— Это старая военная форма. Мужчинам не разрешают, так что теперь ее носят женщины.

— Не все, — сказала она и показала на двух девушек в летних платьях, болтающих с французами, чьи красные береты выделялись среди моря хаки и серого цвета как птичьи перья.

— Они продают нечто другое.

— Неужели? — удивилась Лиз. — Прямо так, в открытую?

Но они позировали тоже, обняв солдат за талии, более раскованные, чем женщина с фарфором.

Джейк и Лиз сделали полукруг к обелиску. Прошли мимо сигаретных оптовиков, понаблюдали за торговцами и кучами армейских консервов. На ступеньках Николайкирхи мужчина разостлал ковры — сюрреалистический штришок Самарканда. Рядом однорукий ветеран предлагал коробку бесполезных теперь ручных инструментов. Женщина с двумя детьми продавала пару детских ботиночек.

Они нашли Шеффера у северного конца колоннады. Он рассматривал фотокамеры.

— Помнишь Джейка, — сказала Лиз весело. — Ты ему нужен.

— Да?

— Нашел что-нибудь? — спросила она, взяла у него камеру и приставила ее к глазу.

— Старая «лейка». Ничего стоящего. — Он повернулся к Джейку. — Ищете камеру?

— Только с цейссовским объективом, — сказал Джейк, кивая на футляр Лиз. — Вы достали ее на заводе?

— Завод в советской зоне, судя по последним сведениям, — сказал Шеффер, внимательно посмотрев на Джейка.

— Я слышал, наши технари там побывали.

— Да что вы?

— Полагаю, они там разжились кое-какими сувенирами.

— А зачем им это надо? Все, что нужно, можно достать здесь. — Шеффер обвел рукой площадь.

— Так вас там не было?

— Что это — «Двадцать вопросов»?[69]

— Не распаляйся, — сказала Лиз, отдавая ему «лейку». — Джейк всегда задает вопросы. Он только этим и занимается.

— Да? Ну так и задавайте их в другом месте. Готова? — спросил он Лиз.

— Эй, красавица с камерой. — К ним подбежали два американских солдата. — Помните нас? Бункер Гитлера?

— Как вчера, — сказала Лиз. — Как дела, ребята?

— Получили приказ, — сказал один из них. — В конце недели.

— Мне, как всегда, не везет, — усмехнулась Лиз. — Хотите сняться на прощанье? — Она подняла камеру.

— Отлично. Обелиск захватите?

Джейк посмотрел, куда Лиз направила объектив, — на двух солдат, рынок, бурлящий у них за спинами. Интересно, вдруг подумал он, как они будут объяснять все это дома — русские, прикладывающие к уху часы, проверяя их ход, усталые немки с супницами. Около церкви двое русских держали ковер. Рядом стоял увешанный медалями генерал. Когда подъехал трамвай, разделив толпу, русский повернулся лицом к колоннаде. Сикорский с блоком сигарет. Джейк про себя улыбнулся. Даже начальство приходит на рынок, чтобы прикупить мелочевку на стороне. Или это день зарплаты для агентуры?

Солдатик нацарапал что-то на клочке бумаги.

— Можете прислать фотки сюда.

— О, Сент-Луис, — сказала Лиз.

— И вы оттуда?

— Уэбстер-Гроувз.

— Ну, елки. Далеко же нас занесло, да? — сказал он, разглядывая разбомбленный шлосс.