Рон с бокалом в руке стоял перед музыкантами.

— Внимание. Вечеринки без тостов не бывает.

— Тост! Тост! — Раздались по всей комнате крики, сопровождаемые звоном бокалов.

— Иди сюда, Томми.

Раздался гул и свист, поднялся добродушный гвалт, как на студенческой вечеринке. Скоро народ начнет балансировать бутылками на головах. Рон начал что-то говорить о самой прекрасной команде журналистов, с которыми ему довелось работать, затем усмехнулся, толпа стала свистом глушить его, воздел руку, а потом полностью сдался, только поднял бокал и пожелал удачи. Кто-то запустил желтыми бумажными самолетиками прямиком в голову Рона. Тот, засмеявшись, уклонился.

— Речь! Речь!

— Пошли все на хрен, — сказал Томми, взяв правильный тон, и толпа снова взревела.

— Давай, Томми, скажи что-нибудь! — раздался голос рядом с Джейком. Бенсон, журналист из «Звезд и полос»,[67]слегка охрипший от криков.

Томми улыбнулся и поднял стакан.

— Это историческое событие…

— О! — Взвыла толпа, и еще один самолетик пролетел мимо.

— Давайте выпьем за свободную и неограниченную навигацию по всем международным внутренним водным путям.

К удивлению Джейка, это вызвало гром аплодисментов, сопровождавшихся взрывом хохота и криками «За внутренние водные пути! Внутренние водные пути!». Томми осушил стакан, и оркестр снова заиграл.

— А юмор в чем? — спросил Джейк у Бенсона.

— Трумэн выдвинул гениальную идею на конференции. Говорят, лицо дяди Джо в этот миг стоило миллион баксов.

— Шутишь.

— Если б. Он действительно настаивал на включении этого вопроса в повестку дня.

— Я полагал, что заседания держатся в секрете.

— То было слишком значимым, чтобы удержать в тайне. За пять минут пять утечек. А ты где был?

— Дела.

— Никак не могли уговорить его снять этот вопрос. Путь к прочному миру. — Он засмеялся. — Открыть Дунай.

— Как я понимаю, в заключительное соглашение это не попало?

— Сдурел? Все сделали вид, что ничего и не было. Как в церкви, когда кто-то пукнет. — Он окинул Джейка взглядом. — А что за дела?

После этого вечеринка пошла вразнос. Гул музыки и голосов нарастал, пока не перешел в один пронзительный визг, похожий на звук пара, вырывающегося из клапана. Всем уже было, кажется, все равно. Медсестры кружились по танцплощадке. В шуме явно преобладали мужские голоса, как на всех оккупационных вечеринках, которые проходили практически без женщин. Так как связи с местными женщинами были запрещены, общение с немками ограничивалось сумрачным миром кабаков на Ку-дамм и обжиманием в развалинах. Джейк увидел на танцплощадке Лиз, которая помахала ему, приглашая, но он, шутливо козырнув, прошел к бару. Еще пятнадцать минут — дань вежливости, — и он пойдет домой к Лине.

Ходуном ходила уже вся комната, как будто народ танцевал, не сходя с места, — за исключением игроков в покер, засевших в углу. Они только и знали, что методично шлепать картами о стол. Джейк посмотрел в конец бара и улыбнулся. Еще один уголок тишины. Неохотно появился Мюллер, который еще больше походил на судью Гарди — седой и трезвый, как дежурный учитель на школьном балу.

Джейк почувствовал, как его локтем толкнули в бок, плеснули пивом на рукав, и отошел от стойки, чтобы сделать финальный круг по комнате. Взрыв смеха из ближайшей группы — в центре внимания опять Томми. Рядом с дверью на стене висела пробковая доска, залепленная вырезанными статьями и заголовками. Его потсдамская статья тоже была здесь. Ее поля, как и у всех остальных, были заполнены от руки комментариями. НЕСАМТВОЛ — «не самая твоя лучшая». Статья о том, как Черчилль покидал конференцию. КОЗЕМБРОДГИГ — «когда по земле бродили гиганты». Фамильярные акронимы пресс-центра, такие же засекреченные и шутливые, как и пароли в школьном клубе. Как он провел войну.

— Любуетесь на дело своих рук?

Он повернулся и увидел стоящего за спиной Мюллера. В пропахшей потом комнате форма на нем была свежей.

— А что они вообще-то означают?

— Рецензии. В сокращенном виде. САМВЕЛИЗ, — произнес Джейк сокращение как слово. — Самая великолепная из всех. НЕСАМТВОЛ — не самая твоя лучшая. Вроде такого.

— У вашей братии больше сокращений, чем у армейцев.

— Вряд ли.

— А я в эти дни слышу только ОТУМДЕМ — отъебись, у меня дембель. То есть домой хотят, — объяснил Мюллер, как будто Джейк не понял. — Полагаю, вы тоже собираетесь домой, Потсдам-то закончился.

— Пока нет. Я еще тут поработаю.

Мюллер посмотрел на него:

— Ах да. Черный рынок. Прочитал в «Колльерс». Будет продолжение? — Джейк пожал плечами. — Знаете, каждый раз, когда появляется такая статья, кому-то прибавляется лишней работы — нужно объясняться.

— Может, вместо этого лучше все зачистить?

— Пытаемся, хотите верьте, хотите нет.

— Каким образом?

Мюллер улыбнулся:

— А как у нас все делается? С помощью новых директив. Но и они требуют времени.

— Особенно если люди, которые их принимают, тоже отсылают деньги домой.

Мюллер бросил на него острый взгляд, но не стал обострять разговор.

— Пойдемте покурим, — сказал он, мягкий приказ.

Джейк последовал за ним на улицу. Колонна джипов вытянулась вдоль широкой и пыльной Аргентинишеалле, сейчас довольно пустынной.

— Вы были заняты, — сказал Мюллер, предлагая ему сигарету. — Я видел вас в кино.

— Скажите на милость.

— Я также слышал, что кто-то запрашивал Франкфурт о нашем друге Талли. Полагаю, это вы?

— Вы забыли упомянуть, каким колоритным персонажем он был. Гауптман Толль.

— Майстер Толль, раз уж вы такой дотошный. Ну ладно, не в этом дело. Все сводится к одному. — Он опять слегка улыбнулся. — Не самый наш лучший работник.

— Плетка — милый штришок. Он ею пользовался?

— Будем надеяться, что нет. — Мюллер затянулся. — Нашли, что искали?

— Подбираюсь. Но не благодаря ВА. Не хотите мне сказать, почему вы от меня это скрываете? Для ясности.

— Никто от вас ничего не срывает.

— А как насчет заключения баллистической экспертизы? На третьем листке, которой вы мне не дали. Затерялся, наверно. — Мюллер ничего не сказал. — Позвольте еще раз вас спросить. Почему вы скрываете?