Тело Шеффера качнулось от первого толчка и безвольно навалилось сбоку на Джейка, да так и лежало на нем, пока они выезжали из Потсдама. Когда они промчались мимо КПП сектора, Джейк рассмотрел встревоженные лица солдат и понял, что его лицо все еще измазано кровью. Он вытер его рукавом. Пот смешался с потемневшей кровью. Теперь, когда они вырвались на дорогу и мчались вперед, он вдруг понял, что хватает ртом воздух, грудь вздымается, как будто он вынырнул из глубины. Как во сне, если бы не труп на заднем сиденье и не тяжелый солдат, который навалился на него всем телом, безвольно болтая головой. Я даже не знаю, что случилось. Но он знал. Снова мысленно прокрутив сон, он остановился на том месте, где солдат бежал к обелиску, а сам он увидел, что оружие нацелено не на солдата, а на Лиз. Отвлекающий маневр — оружие обычно предназначается для другого человека. Но кому надо было убивать Лиз? Ошибка. Он взглянул на Шеффера. Не тот, за кого себя выдает. Готов рискнуть своей жизнью, только бы не попасть к русским.

Тело Лиз отправили военным транспортом домой. Шеффер лежал в госпитале и залечивал раны, к нему никого не пускали. Военная администрация подала официальную жалобу русским. Те быстро подали в ответ свою, и инцидент увяз в бумажной волоките, ожидая рассмотрения с перебранками в Комендатуре. Джейк не выходил из квартиры, пытаясь написать статью о Лиз, но затем бросил. В газете «Звезды и полосы» из нее уже сделали героя с передовой — к чему еще что-то писать? Снова чистой воды кинохроника, реальнее реальности. Что можно понять на экране? Что это несчастный случай при перестрелке, а не прицельный выстрел в кого-то, под который попала девушка. Только Джейк видел через ее плечо, куда направлено оружие.

На Гельферштрассе у него екнуло сердце, когда рядом за стенкой он услышал шаги, но то был всего лишь Рон. Он складывал ее одежду в кучу рядом с открытой сумкой.

— Помоги мне, а? — сказал он, держа в руках какое-то белье. — Странное чувство, когда в этом копаешься.

— Никогда не видел женских трусиков?

— Да нет, как-то не по себе, вот и все, — сказал непривычно подавленный Рон, и Джейк знал, о чем он. Шелковое белье падало в сумку, и он ощущал, как Лиз действительно уходит от него, превращается в узел аккуратно сложенной одежды.

— А почему не попросить женщину снизу?

— Немку? Тогда от этого ничего не останется. Вы же знаете, какие они.

Джейк поднял пару туфель — тех, в которых танцевала Лина, — и на мгновение задержал на них взгляд.

— Возьми, если хочешь, — сказал Рон. А почему бы и нет? Полный чемодан вещей, которые могли подойти Лине. Такое нигде не купишь. А он бы стал берлинским мародером. Он бросил туфли в сумку.

— Для кого-то они могут что-то значить. У нее есть семья?

Рон пожал плечами.

— А с этим что делать? — спросил он, показывая на небольшой набор косметики. — Ох эти женщины.

Полтюбика губной помады, немного пудры, баночка крема — ничего особенного, нет смысла отсылать домой.

— Пусть женщина заберет.

— Старуха?

— Она может это продать.

— Клянусь, она положила глаз на камеры. Они уже подняли шум насчет кладовки в подвале — ну, где Лиз устроила себе фотолабораторию. Говорят, им нужно помещение.

— Я там все заберу, — сказал Джейк, беря фотокамеру с постели. Та, которой она снимала в Потсдаме, все еще в пятнах крови. Он прокрутил ручку до конца и вытащил последнюю пленку. — Протри ее, прежде чем паковать, — сказал он, протягивая камеру Рону, который брезгливо посмотрел на нее. — Куда это отошлют?

— Домой.

— Не в ДУР?

— А зачем в ДУР? — удивился Рон.

— Ее же убили.

— Ее и автобус мог сбить. Мы же не отсылаем им автобус. Ты о чем?

Действительно, о чем? Джейк посмотрел на губную помаду, сложенную блузку — ничего из этого уликой не являлось, только то, что мелькнуло перед его глазами, такое же ненадежное, как кинохроника. Он подошел к столу, заваленному фотографиями.

— Сколько прошла, однако, — сказал Рон, заканчивая паковать вещи. — Всю войну без единой царапины, а тут — бах.

Джейк стал просматривать снимки. Черчилль у Рейхсканцелярии. Рон в аэропорту на фоне военных с неясными очертаниями. Джо.

— Как Шеффер?

— Потерял много крови, но они его залатали.

— Говорят, к нему никого не пускают.

— Он же крови много потерял. — Рон взглянул на него. — А с чего вы так сдружились?

— Просто так спрашиваю. Что будет с этим? — сказал Джейк, беря фотографии.

— А я откуда знаю? Формально, как я понимаю, это относится к службе новостей. Думаешь, семья захочет что-то из этого оставить себе?

— Сомневаюсь. Ее ни на одной нет. — Когда ты по ту сторону камеры, от тебя и следа не остается.

— Хорошо, посмотри. Только забери их отсюда — нам понадобится эта комната. — Он, щелкнув, закрыл сумку. — Вот и все. Немного, да?

— Она любила ездить налегке.

— Да, не считая ее чертового оборудования, — сказал он, кивнув на упакованный ящик у двери. — Такая девчонка, однако.

— Да.

Рон оглянулся на него.

— А у вас с ней…

— С ней — что?

— Ну, сам понимаешь. Я всегда считал, что она к тебе неравнодушна.

— Нет. — А ведь могло быть и славно.

— Только старик Шеффер, да? Ты спас не того, если хочешь знать мое мнение.

— Она была уже мертвой.

Рон покачал головой.

— Ебаный Додж-Сити.[70]Там никому не безопасно.

Джейк вспомнил о Гюнтере, любителе вестернов, который анализирует все по пунктам.

— Поэтому мы разгоняем полицию, — сказал он.

— Полиция — это мы, — сказал Рон, недоуменно взглянув на него. — Даже если и так, какая разница? — Он повернулся к двери. — Никогда не угадаешь, верно? Что тебя ждет, вот так-то.

— Нет, не так. Ее намеренно убили.

— Ну да, конечно, — сказал Рон, а потом обернулся. — Что ты сказал?

— Я говорю, ее намеренно убили. Это не несчастный случай.

Рон впился в него взглядом:

— С тобой все в порядке? Там же была добрая сотня свидетелей, сам знаешь.

— Они ошибаются.

— Все до одного, кроме тебя. И кто же это сделал?

— Что?

— Кто это сделал? Кто стрелял, намеренно — первым делом мне хотелось бы знать это.