Археология! Инки и майя!

Жизнь с Хейердалом, конечно, определенным образом влияла на Лив.

Но если не могла Лив, то Тур, при любом раскладе, должен был учиться. «Я надеюсь, что Тур сможет продолжить свои занятия», — смиренно пишет она.

Лив рассказывает, что Тур познакомился с профессором Университета Джона Хопкинса, который «всегда интересовался теорией Тура и уже давно обещал ему рабочее место в университете, где он мог бы самостоятельно заниматься». Но Тур медлил с принятием этого предложения. Он не мог одновременно учиться и зарабатывать деньги. Как и раньше, они возлагали главные надежды на единственную имевшуюся у них ценность — этнографическую коллекцию с Фату-Хивы. «Теперь, надеемся, мы сможем продать коллекцию и таким образом обеспечить себе наличные, чтобы Тур смог продолжить свои исследования».

Но им опять не повезло, и Туру пришлось продолжить работу на судоверфи.

Пока они были в Канаде, жизненные трудности заставляли постоянно откладывать крещение Бамсе. Когда священник в Балтиморе 7 декабря, наконец, осуществил это таинство, мальчику уже было больше года. В этот же день японцы атаковали Пёрл-Харбор. Американцы были в шоке. Они не могли больше оставаться сторонними зрителями и объявили войну Японии. Через несколько дней пришло известие, что войну Соединенным Штатам объявили Гитлер и Муссолини. Война перестала быть европейской, она стала мировой.

Могла ли новая ситуация утвердить Тура в решении остаться в США до конца войны? Вероятно, да. Мысль о том, чтобы отправиться на войну добровольцем, как он собирался сделать, когда узнал о нападении немцев на Норвегию, посещала его все реже. С тех пор, как Хейердал перешел на новую работу, у него появилось время для налаживания контактов с Университетом Джона Хопкинса. Так что если у него и возникли вновь мысли о военной службе, то был и хороший повод повременить с переменой своего положения. Как раз в это время в его исследовательской работе появилась новая цель. Он по-прежнему хотел «разгадать нерешенные загадки Тихого океана», но теперь поставленная им перед собой задача стала значительно шире — Тур пришел к необходимости произвести революцию в научных методах, разрушив то, что он называл склонностью ученых к догматическому мышлению. Двадцать восьмого января 1942 года он достает чистый листок бумаги и пишет:

«Науке требуется новая кровь, новые организаторы. Она как народ без вождя, как армия без офицеров. У нас есть тысячи людей, которые копают и копают. Они достают тысячи фрагментов, но где те, кто составит их в единое целое? Где те, кто направит свою работу вширь вместо глубины, те, кто свяжет все воедино и получит результат? Таких людей у нас и нет. Потому что сейчас нужно быть членом священного клана, идти своей дорогой, быть специалистом. Моя цель — в первую очередь подорвать веру в клан. Нам нужна новая форма науки, нужны ученые, идущие поперек, строящие и связующие воедино. Нам нужны университеты для таких людей. »

Идущие вширь и связующие воедино. Это так называемый холистический (комплексный) метод. Ученые должны сотрудничать, видеть целое, а не сидеть каждый в своем огороде. Этот принцип стал основополагающим в научной философии Тура Хейердала, которой он придерживался всю жизнь.

Профессора, который предлагал Хейердалу рабочее место в университете, звали Исайя Боуан; он был географ. Профессор Боуан не только руководил университетом, но и в течение двадцати лет возглавлял Географическое общество США. Тур давно, еще со времен Белла-Кулы, поддерживал с ним переписку — он был горд, что такой выдающийся исследователь проявил интерес к его занятиям. Тем с большим огорчением он, приняв во внимание материальные соображения, был вынужден отказаться от лестного предложения, которое в перспективе могло способствовать достижению степени доктора.

Тем не менее, знакомство с Боуаном все равно оказалось для Тура чрезвычайно полезным. Дело в том, что географ был одним из ведущих членов нью-йоркского международного Клуба исследователей; новые члены принимались в клуб очень редко, и Хейердалу очень хотелось стать одним из них.

Международный Клуб исследователей объединял путешественников-первооткрывателей, то есть для того, чтобы вступить в него, недостаточно было совершить путешествие в более или менее неизвестное место. Оно должно было иметь научную составляющую и, в конечном счете, способствовать расширению географических знаний о мире. Таким образом, игольное ушко, через которое предстояло протиснуться потенциальным членам клуба, было весьма узким, а кандидату, чтобы быть признанным достойным членства, нужно было сначала получить рекомендацию от члена клуба, а затем пройти через специальную отборочную комиссию.

Весной 1942 года Тура Хейердала представили президенту клуба — доктору Герберту Спиндену, который был антропологом и специалистом по культуре майя. Кроме Мексики, за свою научную карьеру он предпринял множество поездок в страны Южной Америки, прежде всего в Колумбию, Эквадор и Перу. С 1929 года он возглавлял отделение этнографических коллекций в Бруклинском музее в Нью-Йорке. Эти коллекции в первую очередь состояли из предметов культуры индейцев Северной и Южной Америки, но там нашлось место и для экспонатов из Африки и с островов Тихого океана.

Спинден внимательно выслушал рассказ Хейердала о поездке на Маркизские острова и в Британскую Колумбию, а также изложение тех идей, которые возникли у него в отношении происхождения полинезийцев. Американский этнограф не принял точку зрения Хейердала, но нашел этот вопрос весьма интересным с научной точки зрения и посоветовал норвежцу продолжить свои исследования. У Спиндена не было никаких сомнений в том, что благодаря своему путешествию Хейердал — достойный кандидат в члены международного Клуба исследователей, и он с удовольствием взял на себя обязанность предложить его кандидатуру.

Заявление на вступление в члены нужно было составить письменно на особом бланке. Там было мало места, и Тур, любивший размахнуться, когда писал на любимую тему, вынужден был ужать себя до телеграфного стиля. Это заявление хранится в архивах международного Клуба исследователей; при прочтении, несмотря на свою краткость, оно открывает ряд сюрпризов.

Первое, что хотела знать отборочная комиссия, был характер экспедиций, предпринятых заявителем. О поездке на Фату-Хиву Хейердал писал: «Одиночная экспедиция в 1937–1938 гг. на Маркизский архипелаг в юго-восточной Полинезии в сотрудничестве с Зоологическим музеем университета Осло».

От заявителя также требовалось представить сведения об образовании. Тур указал, что он прервал «непосредственную учебу в университете после трех с половиной лет», и с тех пор, согласно университетским правилам, выполняет необходимые условия для получения докторской степени, которую получит, если «посредством независимых научных исследований сможет представить доказательства необходимой для этой степени квалификации». Исследования зашли уже так далеко, что у него уже «идет работа над рукописью».

Первое, что бросается в глаза, — это то, что он назвал поездку на Фату-Хиву одиночной экспедицией. Говоря иначе, он обесценил участие в экспедиции своей жены — но почему он это сделал? Было ли это потому, что он хотел выступить один перед отборочной комиссией? Или же он просто хотел принизить роль в путешествии Лив, тенденции к чему прослеживались уже сразу после возвращения с Фату-Хивы, что и заставило Лив пожаловаться Алисон? Может быть, Хейердал хотел дополнительно подчеркнуть первооткрывательский характер своей экспедиции, создав впечатление, что отправился в далекие края в одиночку? Все это в любом случае выглядит неожиданным и признаться, не очень честным по отношению к Лив — ведь само осуществление экспедиции зависело от ее участия. Она не только поддерживала мужа морально, в чем он очень нуждался, но и была его первым помощником во всем, начиная с приготовления пищи и заканчивая сбором научного материала. Когда Хейердал, вступая в «Международный клуб путешественников», не признал жену участником тихоокеанской экспедиции, он принизил ее до уровня некоего бессловесного создания.