Рабочие завода не имели ничего против того, чтобы жить внизу, в городе, где, будто пойманный в котел, постоянно лежал туман. Жилье там стоило дешевле, чем на лесистых холмах, где жили функционеры. Но Тур возражал, чтобы Лив и дети дышали грязным воздухом. Поэтому он снял маленькую квартирку, состоящую из комнаты и кухни, в соседнем городке под названием Россленд. Он писал матери:

«Огромное спасибо за доброе письмо с добавлением, которое показывает, что до тебя дошла новость о присоединении Бамсе к нашей семье и что ты тоже в восторге от этого! Он уже большой и сильный карапуз, который преданно отдается в восторженное, но грубоватое обращение Тура-младшего. Горный воздух, похоже, чудесным образом действует на них обоих, они краснощекие и светятся здоровьем. Здесь мы живем в сельской идиллии, хотя я работаю в соседнем городе. Таким образом, я еду на машине 11 километров каждое утро, чтобы добраться до работы».

Фабричный рабочий. Возвращение после длинного тяжелого и опасного для здоровья рабочего дня

Хейердал не упоминает о том, что он — индустриальный рабочий, с которым плохо обращаются, и потому ли, чтобы оградить мать, он умалчивает о своих неприятностях? Скорее, его молчание можно расценить как выражение стыда, ибо он никак не мог примириться с тем, что он живет среди отбросов общества. Дома в Ларвике он всегда держался на достаточном расстоянии от рабочего класса, он и разговаривал-то с рабочими лишь по необходимости.

Пришла зима, холодный ветер со Скалистых гор дул над заводом. Тур получил назначение в бригаду кровельщиков, работающую на крыше нового восьмиэтажного здания. Он замерзал и боялся высоты. Но это все равно было лучше, чем серная кислота и пневматический бор.

Однажды в январе, когда кровельщики заканчивали ланч, появился человек в галстуке, который сказал, что будет инспектировать их работу. Но понаблюдав немного, инспектор спросил рабочего по фамилии Хейердал. Один из парней показал на Тура.

Инспектор подошел к нему и спросил, не он ли был в Тихом океане и написал статью об этом в «Нэшнл джиографик мэгэзин». Тур ответил утвердительно.

— Не согласились бы вы выступить с докладом в здешней торговой палате? — спросил он громко — так, что это слышали другие рабочие.

Да, он сделает это с удовольствием.

— Хорошо, так и договоримся. В четверг, шестнадцатого числа. Вечером. Темный костюм.

Работяги вытаращили глаза. В торговой палате? Перед «белыми воротничками»?

День настал. Тур не успевал заехать домой и прихватил костюм с собой в чемоданчике. Ему разрешили закончить работу на полчаса раньше, чем обычно, и он успел принять душ и переодеться.

Предполагалось, что после доклада будет специальный ужин, и там будут приезжие. Среди присутствующих был и инженер Лепсё.

Тур рассказывал о Фату-Хиве и показывал слайды. Ко всеобщему удивлению он упомянул, что был в Белла-Куле и нашел там доказательства того, что полинезийцы состоят в близком родстве с индейцами с побережья Британской Колумбии.

На следующий день местная газета опубликовала подробный репортаж о докладе. В нем Тур Хейердал упоминался как норвежский студент, временно проживающий в городе и вынужденный из-за войны и сложностей с получением материальной поддержки из дома работать на заводе. Газета ничего не написала о том, кем работает Хейердал, но утверждала, что доклад получился захватывающий.

Читать доклад перед членами торговой палаты почиталось за большую честь, поэтому гонорар не полагался. Но Туру возможность публично говорить о том, что его занимает, казалась важнее денег, хотя он и был весьма озабочен тем, чтобы поскорее выплатить долг ванкуверскому агенту Томаса Ульсена.

Если его выступление нашло отклик у местной элиты, то реакция пролетариата с «холма» была совсем другого характера. Рабочие посчитали, что Хейердал подлизывается к начальству, а этого на заводе не прощали. Товарищи по работе, чье отношение к нему едва начало изменяться к лучшему, теперь вовсе отвернулись от Тура. Хейердал ничего не мог понять, у него не было опыта классовой борьбы и социального чутья, которые не были бы в создавшейся ситуации лишними.

Но если отношения с товарищами по работе были плохими, то с самой работой все обстояло еще хуже. Цех по выплавке свинца и производству мышьяка считались на заводе самыми опасными местами, и именно туда, в свинцовые пары и мышьяковую пыль, мастер отправил Тура на работу. С каждой сменой он все больше слабел и уставал, пока не понял, что просто-напросто отравлен. Однажды ему стало так плохо, что он решил: пора заканчивать. После этого он начал откровенно саботировать работу и получил то, на что, в сущности, набивался, — его уволили.

Материальное положение семьи было очень тяжелым, но он не хотел ставить на карту свое здоровье. Вскоре, правда, Тур снова — опять по протекции Лепсё — оказался на заводе. Норвежский инженер открыл специальный цех, где должны были проводиться эксперименты с новой плавильной печью для свинца. Тура взяли туда разнорабочим, но затем доверили считывать показания с приборов. Он вел записи, и Лепсё и другие инженеры по достоинству оценили его точность и аккуратность. Когда открылась вакансия инспектора в цеху по производству магниевого порошка, выбор пал на Тура. Он стал зарабатывать больше и вскоре выплатил последнюю часть долга агенту Томаса Ульсена.

Рука помощи. Норвежский инженер Роберт Лепсё устроил Тура на работу на фабрику. Семья Лепсё стала надежной опорой в трудные времена

Когда пришла весна, Лепсё предложил Туру поселиться с Лив и детьми в его домике в местечке Эрроу-Лэйк, у озера Эрроу, куда не доставал ядовитый дым завода. Тур с признательностью согласился, хотя теперь ему приходилось преодолевать до работы не одиннадцать, а пятьдесят километров. До завода он добирался сначала на велосипеде, потом на пароме и автобусе. Чтобы успеть к началу работы, он вставал в полпятого утра, а возвращался не раньше восьми-девяти часов вечера. Домик Лепсё устроен был очень просто — и этим напоминал домик в Хорншё, но дети чувствовали себя там замечательно, а Лив ко всему прочему получила возможность общаться со столь любимой ею дикой природой.

На лучшую работу, чем должность инспектора в магниевом цеху, Тур вряд ли мог рассчитывать. Но эта работа едва не стоила ему жизни. Однажды утром, выйдя из автобуса, он увидел, что все здание исчезло. Произошел взрыв, и все, кто работал в ночную смену, погибли. Тур понял, что взрыв легко мог случиться и в его смену, и вернулся тем вечером в Эрроу-Лэйк подавленный. Все, с него хватит! Он сказал Лив, что хочет уехать отсюда.

И тут весьма неожиданно принесла плоды статья в «Интернэшнл сайнс». Хейердал получил письмо из этнографического и археологического музея при Ванкуверском университете. Директор предлагал ему постоянную должность куратора!