Ответ пришел положительный, и он отправил рукопись в журнал.

Через несколько недель рукопись вернулась назад. В сопроводительном письме значилось: «Мы прочитали Вашу работу с большим интересом. Но, к сожалению, она не подходит для нашего журнала. Поэтому мы не можем просить Вас переработать материал для печати у нас».

Его, должно быть, не поняли — ведь он посылал рукопись не для печати. Хейердал снова обратился в редакцию, и ответ пришел довольно быстро. Да, один из сотрудников редакции, к сожалению, неправильно его понял. Теорию Хейердала журнал планировал обсудить с мистером Мэттью В. Стирлингом, руководителем отдела американской этнологии Смитсонианского института в Вашингтоне. Но Стирлинг еще несколько месяцев будет находиться в Мексике, где занят археологическими раскопками, в которых принимает участие и Национальное географическое общество. Если Хейердал пожелает, то он может обратиться в журнал еще раз, когда Стирлинг вернется.

Это уже было кое-что. Доктор Мэттью В. Стирлинг был археологом и экспертом по культуре ольмеков, процветавшей в период между 1300 и 400 годами до нашей эры на части территории современной Мексики, многие считали ее родоначальницей культуры майя. То, что Стирлинг работал в Смитсонианском институте, выглядело в глазах норвежского ученого большим плюсом. Смитсонианский институт являлся уникальным учебным и архивным центром, где, кроме прочего, значительное место отводилось американской истории.

Хейердал поблагодарил за такую возможность и сказал, что отправит рукопись Стирлингу. В это же время Хейердалу поступило неожиданное предложение.

Группа еврейских ученых, сбежавших из присоединенной к Германии Австрии и обосновавшихся в Нью-Йорке, собралась издавать научный журнал под названием «Интернэшнл сайнс» («Международная наука»). Предполагалось, что журнал будет выходить раз в два месяца и заниматься вопросами взаимовлияния различных культур. Среди инициаторов этого проекта был австрийский этнолог Роберт фон Гейне-Гелдерн, который испытывал особый интерес к Юго-Восточной Азии и культурной экспансии оттуда в Америку. Вниманием к себе Хейердал был обязан дискуссии, которая развернулась после того, как «Ванкувер сан» пересказала некоторые аспекты его теории.

Не попав под влияние критики Маргарет Мид, редакция журнала поинтересовалась у Хейердала, не согласится ли он написать статью для первого номера. Средств на выплату гонорара у журнала не было, но Хейердал, польщенный вниманием, набросился на работу. Впервые он сам представит свою теорию — в серьезном научном журнале! Эту статью, напечатанную в мае 1941 года, он назвал «Происходила ли полинезийская культура из Америки?».

Тур начал с риторического вопроса: «Кто такие полинезийцы?» и констатировал, что ответов на него существует множество, а работ на эту тему еще больше. После этого он прямо приступил к собственному ответу. Хейердал рассказал читателям «Интернэшнл сайнс», что он попробовал взглянуть на этот вопрос со всех возможных точек зрения, но всегда приходил к одному результату. Его выводы оставались в целом такими же, какими он представил их Томасу Ульсену, когда просил о дешевых билетах до Ванкувера. Но отточенные заключительные формулировки показали, что пребывание в Белла-Куле способствовало еще большей уверенности в своих взглядах: «Кроме незначительного меланезийского влияния, все, что мы знаем о Полинезии, можно приписать американскому происхождению. Азиатские народы никогда не добирались до восточных тихоокеанских островов. Это сделали американские индейцы».

Как и «Нэшнл джиографик мэгэзин», «Интернэшнл сайнс» с трудом приняла то, что написал Хейердал. Но вместо купюр редакция сопроводила статью послесловием, в которой выразила несогласие с некоторыми выводами. Среди тех, кто отвергал американское происхождение полинезийцев — северное или южное — был Гейне-Гелдерн. Но, несмотря на замечания, и он, и его коллеги нашли статью побуждающей к размышлению — по их мнению, она «в высшей степени» заслуживала того, чтобы быть напечатанной.

Оценка была, конечно, довольно лестной. Но средств у издателей было мало, и журнал вышел очень небольшим тиражом. Он не стал достоянием широкой научной общественности, и Хейердалу, таким образом, не удалось, как он надеялся, достучаться до антропологических кругов. Если кто-то и захотел подискутировать с Хейердалом на страницах журнала, ему никогда не представилось такой возможности. Первый номер «Интернэшнл сайнс» стал единственным.

Этим общественный интерес к его трудам ограничился. Тур еще некоторое время надеялся на то, что его книгу «В поисках рая» удастся издать в США, — одно из крупнейших здешних издательств «Дублдэй Доран» предприняло даже попытку ее пробного перевода. «Но перевод оказался некачественным», — писал разочарованный Тур матери, и ему пришлось смириться с тем, что и на этот раз ничего сделать не удалось.

Вообще-то Хейердал предпринял поездку через Атлантику не для того, чтобы продавать книги, хотя американское издание прибавило бы чести. Он приехал на Американский континент, чтобы развивать свою теорию, и он нашел, что искал. Наскальные рисунки в Белла-Куле укрепили его аргументацию в такой степени, что он начал говорить об открытиях и доказательствах, будто теперь обладал истиной в последней инстанции, а не гипотезой, как раньше. «Я знаю, что смогу подтвердить свои утверждения», — писал он в «Нэшнл джиографик мэгэзин».

Говоря иначе, с уверенностью в себе у молодого исследователя было все в порядке. За решительностью также дело не стало. Но впереди его ждала смена декораций, которая должна была стать важным испытанием для его характера. Жизнь в комнатке над угольным складом была нелегкой. Но то, что ожидало новоиспеченного заводского рабочего Тура Хейердала, выглядело намного хуже.

Плавильный завод в Трейле. Война вынудила Тура Хейердала остаться в Канаде на неопределенное время. Чтобы содержать семью, он устроился на работу на этот завод

Когда-то город окружали зеленые лесистые холмы. Парки изобиловали цветами. Чистая и прозрачная река несла свои воды. Ночью на небе можно было видеть звезды.

Но вот металлургический завод начал испускать яд. Лес умер, цветы завяли, речка помутнела, а промышленный смог закрыл звезды. Сменяющие друг друга управляющие объясняли, что во всем виноват прогресс. Технологическое развитие нельзя остановить.

Ядовитых отходов было много. Хуже всего на природу воздействовали пары серной кислоты. Из-за них в радиусе нескольких десятков километров от завода болели деревья и другие растения. Со временем болезни начали проявляться и у рабочих.

В дыму было много и других ядовитых веществ. Завод производил кадмий, магний, свинец, цинк, ртуть, медь, фосфат и мышьяк — весьма опасные вещества. Однако руководство завода совсем не волновал вред, который их производство приносило природе и людям. Соображения выгоды были для них на первом месте.