солеными устрицами и угрожал накормить поперечников тошнотворной растительностью, которую поливал из своего природного крантика, но так и не заставил никого испробовать лишайник собственного создания, да и не обидел никого на моей памяти…»

– Гроути, ты бы и сейчас их вздул? – окликнула его Рэй.

– Любому кусачему псу… – Гроут напрягся. – Кха! – Он харкнул мокроту на пол и продолжал, не отводя взгляда от мутного света за окном: – Любому кусачему псу, который подойдет чересчур близко, я забью в глотку бушель смертельного салата и протолкну прямо в желудок. А если понадобится, то и придержу, пока салат не переварится.

– Как есть правда, Гроут! – поддакнул Айк, надеясь, что прогиб обеспечит ему благосклонность Рэй.

Хозяйка салуна покосилась на него с подозрением. Элджин и Марл спали, уронив головы на липкое дерево барной стойки. Рэй поковыряла ногтем в зубах, рассмотрела вытащенное и щелчком отправила это на Марла. Отрубившийся забулдыга не шелохнулся.

– Стеклянные глаза, значит? С чего ты решил, я что-нибудь знаю о такой диковине?

– Если кто и знает, так это ты.

– Верно. Кстати, мне понравились двое юных проныр, которых ты прислал. Молодые, да ранние, глаз у них горит…

– Оставь этих двух бродяжек, им еще учиться и учиться. Если ты собралась сыпать комплиментами, будь поласковей с твоим верным Айком, который таскает тебе подарки, скрашивает суровые будни и вообще тебе как сын. Ну, Рэй, ну, где достать стеклянных глаз? Подскажи волшебное слово!

– Волшебное слово тебе? – С полки с бутылками Рэй взяла горящую свечку и капнула воском на голову Марлу, а затем Элджину. Пьяницы не пошевелились. – Чара, – договорила она.

Δ

– Чара? В каком смысле – чара?

«Что, нашел себе слепую подружку, Айк? Красивая?» – хотела подначить Рэй, но насчет подружки и так было понятно по тому, как мальчишка брал и снова ставил свой стакан, покусывая губу.

Ты ж подумай, у их Айка завелась подружка! У Айка, который забрел в «Стилл» в поисках крова – ему тогда и десяти годочков не сравнялось – и умолял, чтобы его оставили. «Я молодой, но я могу помогать, мисс», – сказал он. Рэй заметила дорожки от слез на его грязном, остреньком, как у белки, личике и сказала, что он может занять чердак. «Но если тебя съедят крысы, я не буду печалиться». – «Ура!» – закричал Айк, вместо того чтобы в испуге выбежать из салуна. Он прошел проверку, доказав, что способен выжить в Лисе, и Рэй позволила себе привязаться к нему. Невозможно было найти мальчишку счастливее, чем Айк в тот день!

И ведь вырос молодец молодцом, превратившись в смазливого юнца и ловкого вора. Неудивительно, что он нашел себе подружку. В Рэй всего лишь заговорила ностальгия по своим когда-то бывшим романтическим увлечениям.

– Я говорю о Йовене по прозвищу Чара.

Она посоветовала Айку наведаться в лавочку при бывшей фарфоровой фабрике. Чара позволял своим работникам продавать вещицы, которые они изготавливали в свое свободное время. Помнится, в лавке выставлялись стеклянные шарики для игры, но не обычные: некоторые из них раскрашивались под человеческие глаза.

Айк соскочил с табурета:

– Я твой должник, Рэй!

– Не, – отозвалась она, – это бесплатно, малыш.

– Да прям! – недоверчиво засмеялся Айк и метнулся на улицу.

Такое недоверие чуть-чуть задело Рэй, но она решила – это и к лучшему. Она сердечно относилась к Айку, но что хорошего, если парень размякнет из-за юбки и утратит хватку?

Рэй снова поглядела на мужа. Да, Гроут походил на жратву, которую съели дважды, но даже сейчас в его оттопыренной нижней губе, покрытой трещинками, она угадывала молодого боксера, который признался ей, что только она в целом свете способна отправить его в нокаут.

– Что за слово-то, Рэй? – вдруг спросил Гроут, будто подслушав ее мысли. Он повернул голову и уставился на жену. Губы его сложились в щербатую улыбку.

– Везунок, – сказала Рэй, – вот тебе то самое слово. А ты достал бы мне стеклянных глаз, если бы я захотела?

– Ага, – сказал Гроут.

– Знаю, что достал бы, Гроути, – согласилась Рэй, чувствуя, как сердце расширилось, будто переполнившись, – этот фокус удавался только Гроуту. Она начала переставлять на стойке кружки и стаканы, плюя на замеченное пятно и до блеска натирая стекло.

Элджин в панике проснулся.

– А! А! – Он дернул комок воска, налипший на волосы. Взгляд дергающихся глаз беспорядочно метался: было видно, что пьяница смертельно перепуган. – Ненавижу то, что заползает мне в мозг, когда я сплю! – всхлипнул он.

– Что́ там осталось от твоего мозга, Элджин, – беззлобно сказала Рэй и налила ему пива, а себе чуть-чуть виски. Подняв стакан, она мысленно произнесла тост за подружку Айка, эту оторву, которая потребовала себе в подарок стеклянных глаз. Рэй она уже заранее нравилась; хозяйка салуна дождаться не могла, когда Айк приведет ее знакомиться.

Всхлипы Элджина разбудили Марла, который с недавних пор побаивался, что его извечный собутыльник теряет разум, а ведь мозгов у Элджина отродясь не водилось в избытке. Марл увидел, что Элджин сосет пиво и по его щекам текут слезы. На волосы несчастного пройдохи налип свечной воск размером с птичью каплю. Зрелище душераздирающее. Впрочем, через речку плыть – да не замочиться?

– Мне тоже пива, Рэй, – попросил Марл.

– Еще бы тебе не пива, – проворчала хозяйка салуна, но налила и ему. Марл выпил.

Гроут поднялся на ноги и поковылял к задней двери, с хрустом давя костылями устричные раковины. Рэй спросила, не помочь ли ему.

– Не, – прохрипел Гроут.

– Бедные мои мозги. – Элджин испустил дрожащий вздох: – Э-хе-хе…

Марл хлопнул Элджина ладонью по спине.

– У тебя просто сушняк, приятель. Помнишь мисс Алфавит? – обратился он к Рэй.

Мисс Алфавит была как Элджин сейчас – еще одно душераздирающее зрелище.

– Такое не забудешь, – хмыкнула Рэй.

Лет пятнадцать назад одна сумасшедшая, просившая милостыню на берегу Фейр, с плачем звала Ди-Ди-Ди, свою хорошую, милую Ди-Ди-Ди, и приставала к прохожим с вопросом, не видели ли они «крошку Ди». Многие над ней потешались: эта мисс растворила себе мозги неумеренным потреблением «тоников от головной боли», которыми смело можно чистить серебро, и где-то в процессе потеряла четвертую букву алфавита. В Лисе ее прозвали мисс Алфавит. Когда над ней смеялись, она обычно тоже отвечала смехом, и комедия начиналась сызнова.

Марл не видел в ней ничего комичного. Он ее жалел. Женщина носила чепчик, как порядочные горничные и няньки, и, может, даже служила когда-то нянькой или горничной, но опустилась до уличной жизни. Мисс Алфавит смеялась, даже плача над своей буквой. Это запало Марлу в душу – смеющееся лицо, залитое слезами.

Поговаривали, что раньше она слонялась возле Ювенильных пансионов, выпрашивая свою букву, пока оттуда не вышел начальник и