и блюда с бараниной, и подносы, на которых лежали целые рыбины, и супницы с дымящимся супом, и хлеб, щедро политый медом. За столом сидело с дюжину волков – невероятно старых, отживших свой век. Высохшие волчьи голени непрерывно дрожали на бархатных сиденьях, свалявшаяся серо-черная шерсть лезла клоками, обнажая шелушащуюся розовую кожу. Йовен пораженно моргнул, и больные старые волки вмиг превратились в людей в костюмах, и среди них оказался этот гнусный обманщик, грязный убийца Вестховер! Йовен моргнул еще раз и снова увидел за столом волков, но он уже знал – это алчные богачи, которыми волки были при жизни.

Хищники защелкали зубами и принялись жрать, капая слюной на скатерть и уничтожая изысканную сервировку. Морды и зубы вымазались в соусах и испачкались едой. Блюда и тарелки стукались друг о дружку и падали на пол.

И тут Йовен ахнул: это же его тарелки, сервиз, который он создал для своего собственного дома! Он вспомнил речной пейзаж, который сам нарисовал тушью, полоску песчаного берега Фейр, который помнил столько же, сколько себя.

Бешеные ублюдки жрали с его личного, блин, сервиза!

Йовен отскочил от двери и яростно пнул ее.

– Открывайте! А ну, открывайте!

Из-за двери послышались торжествующие хохочущие завывания. Йовен бил в дверь с размаху, но она даже не дрогнула в своей раме. Он колотил по ней ногами, пока не выдохся.

Черный с белым кот сидел, аккуратно подобравшись, и глядел на него зелеными глазами. Йовен понял, что животное ожидает, когда он успокоится.

– Ну? – спросил он у кота. – Валяй дальше. Я же вижу, ты хочешь мне что-то сказать.

И разрази Йовена гром, если кот ему не улыбнулся!

В зеленых глазах отразилось зеленое видение справедливой мести: гора убитых волков, целый вонючий курган из волчьей падали.

– Да, – сказал Йовен. Кот согласно замурчал и облизнулся, и Йовен открыл глаза в ванне со льдом.

Δ

Покойный владелец фарфоровой фабрики поднялся на палубу в сопровождении потрясенного Зейнса. Нос корабля разрезал черные волны – Фейр и город остались далеко позади.

– Что происходит? – растерянно спросил смотритель Плавучего морга.

– Мы плывем, – ответил Йовен.

– Куда? – спросил Зейнс.

– Наверное, на те огни, – ответил Йовен и указал на красный отсвет далеко-далеко на воде, а потом потребовал, чтобы сторож нашел ему какие-нибудь штаны.

Но красный свет оказался не фонарем пристани. Это был незнакомец, хотя имя незнакомца само собой сорвалось с языка Йовена. Они взяли беженца на борт, затем еще одного, и еще, и еще, набирая команду.

Йовен не ожидал, что знает каждого из них, однако так обстояли дела. Это, несомненно, были проделки кота, и Йовен ничуть не возражал. Кот хотел того же, что и Йовен, того же, что и бедолаги, которых они брали на борт: правосудия. Содрать волчьи шкуры с оборотней, укравших у них жизнь. Йовен верил, что, когда пробьет час, кот поступит, как учили верующие, – укажет им путь, поможет пристать к берегу и осуществить их месть. Улыбнулся же он Йовену, в конце концов…

А пока они всё плыли, выручая заблудившихся.

Δ

Лорена снова перевела взгляд на море. По правому борту на поверхности воды появился целый кластер красноватых огней. В них была живость, отличавшая их в этом неподвижном ночном мире: огни дрожали и слабо переливались. Исходивший от них свет длинными красными рубцами ложился на волны.

– Что это? – спросила Лорена у первого помощника капитана.

– Еще такие же, как мы, – сказал Зейнс. – Нашей команды прибыло.

Стилл-Кроссинг

Айк спрыгнул через дыру с чердака, поставил на стойку наплечную сумку и спросил у Рэй:

– Что бы ты ответила, если бы у тебя спросили, где достать стеклянных глаз?

– Если б спрашивал двуглазый, я бы сказала, что он ищет проблем, – не задумываясь отозвалась Рэй. – Знаешь, Айки, в свое время Гроути слыл отменным бойцом. Любого мог вздуть, поверь мне.

Прислонясь к полке с бутылками, хозяйка салуна с мечтательной полуулыбкой глядела на Гроута, который сидел на своем обычном месте и моргал, глядя на солнце, пробивавшееся сквозь грязное стекло. Остатки волос, росшие какими-то клочками, светились белым.

– Я и не сомневался, – нетерпеливо отмахнулся Айк, желая вернуться к теме стеклянных глаз. Он не мог тратить время на исторические экскурсы: ему не давало покоя, какой усталой вчера выглядела Дора, расстроенной и встревоженной, и какой маленькой и одинокой казалась она на пороге огромного музея. Айк решил сегодня попросить ее стать его женой. Когда она сказала, что его хоть в рамочку вставляй – да, это его словечки, и все фартовые так говорят, и шулера, и лошадиные букмекеры, – от ее голоса Айку стало так лестно и стеснительно, как никогда.

Всю ночь, лежа на тюфяке на чердаке «Стилл-Кроссинга», он репетировал свою речь, обращаясь к двускатному потолку.

– Ты знаешь, с того дня, когда я встретил тебя на мосту, когда ты так прелестно выглядела и по-честному обставила меня в «мало-помалу», я не переставал думать о тебе, мисс Дора. И никогда не перестану. И не захочу переставать. И поэтому, мисс Дора, я бы хотел назвать тебя своей женой. Пойдешь за меня?

Аккуратно сложенные, в сумке лежали прекрасный коричневый костюм, шляпа-котелок, нарядная голубая рубашка, начищенные броги, густо-синее платье с белыми лентами и дорогущее кольцо с кружочком из розовых бриллиантов. Галстук придется поискать по дороге – пусть не самый козырный, но сочетающийся с остальным ансамблем. А если в качестве подарка он принесет еще и стеклянных глаз для Дориных восковых любимцев, то Айк положительно не видел причин для отказа с ее стороны.

– Так что насчет стеклянных глаз, Рэй? – спросил Айк.

Рэй не ответила – она еще не закончила сагу о боксерской карьере мужа.

– Обычно Гроути атаковал пригнувшись, подставляя противникам свой затылок, свой твердый затылок, и пока они лупили его по башке, он крушил им ребра – раз-раз-раз! А со сломанными ребрами они начинали задыхаться.

Хозяйка салуна провела руками по своей великолепной гриве, показав старческие родинки на висках и морщины на лбу. Рэй была моложе мужа (старше Гроута в Лисе вообще никого не водилось), но все равно ей минуло ого-го. Грустная мысль посетила Айка: придет время, и гнилой обрубок, обросший курчавым мхом, останется торчать во дворе, а Гроута и Рэй не будет. Он тут же поклялся себе, что их не забудут. Он расскажет о них своим детям. «Дети, – скажет он, – слушайте историю о салуне, где я вырос, и о старой барменше, которая прикрывала мои косяки и была прижимиста всего-то на полногтя, а муж у нее питался исключительно пивом и