вся правда о вражде наших семей.

Удушающая правда.

Я смотрю на потолок, и все светильники вращаются, вращаются…

– Это не та бабушка, которую я знала…

– Я знаю, тяжело слышать, что у человека, которого ты любишь больше всего, есть свои убеждения, но, честно говоря, Лари, это не значит, что она не любила тебя, и это не значит, что ты должна перестать любить ее.

Я не знаю, что причиняет больше боли. То, что бабушка ненавидела папу. Или то, что мама думает, будто я бы отвернулась от него, если бы узнала, что он – крестник сеу Ромарио. Все это превращается в один большой, уродливый комок боли, который высасывает из комнаты весь кислород.

Я неуклюже лезу через заднюю стойку, опрокидывая какую-то посуду, пока мне не удается широко распахнуть окно. Некоторое время сижу на подоконнике, вдыхая задувающий внутрь холодный ночной ветерок.

– Лари, поговори со мной.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее.

– Что случилось, когда ты забеременела? Когда твоя мама услышала, что у тебя будет ребенок от мужчины, которого она считала Молиной? Она и меня возненавидела?

Мама выглядит озадаченной.

– Лари, нет. Бабушка тебя любила.

– Не понимаю. – Я отвожу взгляд. – Она ненавидела папу. Она, должно быть, ненавидела меня как его продолжение!

– Она сразу же тебя полюбила. Никогда не сомневайся в этом. Пожалуйста, меня убьет мысль, что ты сомневаешься в любви своей бабушки.

Я спрыгиваю с подоконника, чувствуя себя немного неуверенно. Мысленный образ сеу Ромарио, винящего себя в смерти папы, продолжает крутиться у меня в голове.

Есть что-то, что она не рассказывает мне о несчастном случае с папой. Мама и бабушка всегда отказывались ехать по проспекту Кокейраис, всегда со страхом говорили об этой улице. Но есть и что-то еще. Что-то, что я никак не могу ухватить.

– Что именно произошло в тот день, когда папа попал в аварию? – спрашиваю я.

Мама выглядит отчаявшейся.

– Кто тебя всем этим кормит?

– Что случилось? – Слезы катятся по моим щекам. – Я сыта по горло тем, что меня держат в неведении.

Она опускает голову, как будто изнемогает под тяжестью разговора.

– Твой отец, он… В тот вечер он пришел поговорить с сеу Ромарио и твоей бабушкой. Надеялся, что они заключат перемирие, когда я забеременела. Он хотел, чтобы в твоей жизни была бабушка. Надеялся, что ты сможешь вырасти в мире, где вся твоя семья будет вместе.

– А потом?.. – осторожно спрашиваю я, потому что на данный момент не совсем уверена, что хочу это знать.

– Этот ужасный человек назвал его предателем и велел уезжать и никогда не возвращаться!

– А… бабушка?

Мама прерывисто вздыхает.

– Она даже не выслушала его. Я осталась в «Соли», пытаясь заставить маму поговорить хотя бы со мной. Габриэль отправился прокатиться, чтобы проветрить голову. И тогда он… с ним произошел несчастный случай, и мы… Мы потеряли его навсегда.

Я прикрываю рот обеими руками.

Мама продолжает, словно в оцепенелом трансе, переживая все заново.

– Несколько месяцев спустя родилась ты. И твоя бабушка пыталась исправить то, что тогда сломала. Она умоляла меня дать нашей семье последний шанс. Поклялась, что никогда не втянет тебя в семейный бизнес. Чтобы уберечь от этой вражды.

Мое сердце колотится о грудную клетку. Так вот что с самого начала было моим кулинарным проклятием. Вина моей семьи – в том, что она держала меня подальше от кухни – подальше от «Соли» – из страха, что я пострадаю так же, как папа.

Тихие слезы катятся по моему подбородку.

Мама нервно смотрит, как я плачу, как будто не знает, как меня утешить.

– Не плачь, filha. Вини меня. Это все моя вина. Я должна была остановить Габриэля той ночью, но я не смогла. Я позволила ему уехать!

У меня разрывается сердце, когда я слышу, как она это произносит.

– В том, что случилось с папой, нет твоей вины.

– Это моя вина. И я оставалась здесь все эти годы, чтобы заплатить за то, что виновата в его смерти! Я боролась за «Соль». Теперь ты мне веришь? Веришь, что я сделала все, что могла, чтобы противостоять «Сделкам-Сделкам»?!

Я смотрю на нее, на то, как опухают ее глаза, а на лице появляется выражение сожаления и боли.

– Мама, – успокаиваю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, хотя сердце, кажется, выпрыгивает из груди.

– Продавать «Соль» было последним, чего я хотела. Это заставляет меня чувствовать, что смерть твоего отца, его страдания, его попытки объединить Молина и нашу семью оказались напрасны. Как будто эта пекарня, такая непокорная, может просто исчезнуть, как пыль на ветру?! – Она хватает меня за руку. – Это моя вина, что я нарушаю данное себе обещание и продаю «Соль». Но, по крайней мере, я знаю, что ты будешь свободна следовать своим мечтам.

– Мама, в его смерти нет твоей вины, – повторяю я. – Я не хочу, чтобы тебя связывали «Соль» и чувство вины. Ты можешь следовать за своими мечтами.

– Моя мечта – это твое будущее! – восклицает мама. – Ты будешь первой…

– Нет, – перебиваю я. – О чем мечтаешь ты? Ты все еще можешь делать все, что захочешь, – говорю я, придвигая поближе один из ее блокнотов.

Я открываю его на странице, заполненной каракулями. Эскизы, которые она готовила для вечеринки дочери доньи Фернанды. Необычные дизайны, размещение столов. Но есть и платья. Обувь. Все то, что она рассеянно рисовала во время телефонных звонков.

– Смотри! Ты такая талантливая! – говорю я, но мама закрывает блокнот. – Я знаю, что ты мечтала заниматься дизайном одежды. Так вот почему бабушка сочла нужным сказать тебе, чтобы ты отказалась от «Соли»? Потому что она хотела, чтобы ты наконец стала свободной и нашла свой путь? Мама, ты можешь открыть ателье, если захочешь. Только не продавай «Соль». Я бы хотела позаботиться о здешних делах, когда закончу учебу. Позволь мне позаботиться о «Соли». Просто позволь мне…

– Ларисса, нет, – прерывает она. – От этой пекарни одни неприятности. Я не была бы хорошей матерью, если бы позволила тебе унаследовать убыточный бизнес. Кучу долгов. Я цеплялась за «Соль» столько, сколько могла, но сейчас мы можем потерять все, а я не могу оставить тебя ни с чем.

– Но я…

– Тебе нужна финансовая стабильность. Это предложение от «Сделок» – наш единственный вариант. И тогда мы начнем нашу жизнь заново. Ты будешь первой Рамирес, которая поступит в университет!

Сегодня мама излила мне свое сердце. Сейчас нет смысла скрывать правду.

– Я не хотела тебе врать, – начинаю я, – насчет консультаций. Насчет кулинарного клуба. Я не знала, как