тебе сказать… Но я не хочу изучать экономику. Не хочу быть бухгалтером. Это были папины мечты. Мои – совсем другие. Я хочу поступить в Гастрономическое общество и стать пекарем. И я хочу позаботиться о «Соли». И я… я хочу, чтобы ты дала мне шанс все исправить, – умоляю я, и мой голос звучит так грубо из-за всех секретов, которые я от нее скрывала. – Я бы хотела… Я бы хотела, чтобы ты поддержала меня.

Мама выглядит такой усталой.

Я жду, что она начнет кричать, что знает, что для меня лучше. Я жду, что она разочаруется. Но вместо этого мама меня обнимает. И этот жест настолько внезапен, что я застываю как статуя.

– Я люблю тебя, – говорит она. – Я – твоя мама. Я всегда буду тебя поддерживать.

Когда у меня вырывается первое рыдание, я с трудом могу поверить, что оно принадлежит мне. Я издаю ужасный гортанный звук в ее объятиях. И вдруг окружающая меня каменная стена рушится. Мне кажется, что моя грудь вот-вот взорвется, когда я пытаюсь сдержать слезы, но они сильнее меня. Дрожа, я утыкаюсь в мамино плечо.

Она обнимает меня крепче.

Я так долго ждала этих объятий. Объятий, которых не стало несколько месяцев назад в больнице, когда сказали, что бабушка не поправится. Объятий, которых не было, пока мы наблюдали, как распространяется бабушкина болезнь. Объятий, которых не было на кладбище, когда бабушкин гроб засыпа́ли подсолнухами. Объятий, которых не было, когда мы вернулись в «Соль», только мы двое, напуганные тем, что нам нужно продолжать жить без бабушки.

– Я тоже тебя люблю, – отзываюсь я. – Я так по тебе скучала.

– Я не ожидаю, что ты поймешь мои причины, но я все это время держала тебя подальше от кухни, потому что не хотела, чтобы тебе было так же больно, как мне. Как было больно твоему отцу. Я просто не рассчитывала на то, что ты, ну… окажешься слишком похожа на внучку своей бабушки. И я думаю… Я больше не буду тебе мешать. Я не собираюсь мешать девушке с северо-востока научиться готовить хотя бы кускус.

– Что? – У меня бешено колотится сердце. – Ты меня научишь?

– Если ты серьезно относишься к кулинарной школе, как ты думаешь, они примут тебя, если ты даже не умеешь готовить кускус?

Я улыбаюсь.

– Я дочь своей матери.

Мама сквозь слезы одаривает меня улыбкой. Это похоже на начало окончательного наведения мостов. Она берет пакет с кукурузным кускусом и протягивает его мне.

– Итак, секрет приготовления рассыпчатого кускуса заключается в том, что…

Внезапно все погружается во тьму.

– Что случилось? – Меня захлестывает паника.

– Уведомление об отключении.

В темноте, которая обрушивается на «Соль», мечтам и надеждам словно не остается места.

По тому, как мама хватает спичечный коробок и дрожащими руками зажигает несколько свечей, я чувствую ее беспокойство за мое будущее. Она выглядит такой испуганной и смущенной, когда поворачивается, чтобы вывести меня из кухни.

– Я не могу позволить тебе унаследовать обанкротившуюся пекарню. Построй себе будущее в другом месте, filha. А об этом месте забудь. – Ее голос звучит сдавленно от слез. – И я тоже постараюсь забыть о нем. В пятницу я пойду на встречу в «Сделки-Сделки».

Я никогда не смогу забыть «Соль», даже если попытаюсь. Я зашла слишком далеко, чтобы сейчас сдаваться, поэтому упираюсь изо всех сил.

– Ты можешь показать мне, как готовить кускус? – спрашиваю я.

– Я продаю «Соль», Лари, – еще решительней повторяет мама. – Я не мешаю тебе ходить в кулинарную школу, но на эту пекарню больше нет надежды. Я не позволю тебе утопить свое будущее в долгах.

– Пожалуйста! – настаиваю я. – Просто научи меня готовить.

– Лари… хорошо, – сдается мама.

Дрожащими руками она ведет меня в полумраке, показывая, как готовить кускус в маленькой пароварке на газовой плите. Когда по кухне распространяется аромат кукурузы, мама притягивает меня в объятия. И я понимаю, что я не одинока. Не только потому, что я с мамой, но и потому, что бабушка и прабабушка тоже здесь.

«Соль» всегда была мечтой, о которой мы грезили все вместе.

Наша связь поможет мне пережить все, что бы ни случилось к концу недели.

42

ПОНЕДЕЛЬНИК, 20 ИЮНЯ

Когда в понедельник я захожу в кулинарный клуб, там вовсю гремит музыка.

Школа закрыта на зимние каникулы, но мы решили встретиться, чтобы завершить занятия и попрощаться. Синтия и Виктор у стойки замешивают тесто для пирога. И я с удивлением вижу стоящего рядом с ними Пэ-Эс. Это похоже на то, как все начиналось в тот первый день, когда я пришла, чтобы выполнить условие Пиментель, чтобы заработать дополнительный кредит баллов.

Я замираю в дверном проеме, когда замечаю за их спинами Педро. Он замешивает – скорее, лупит – тесто для хлеба, его рукава закатаны до плеч, обнажая бицепсы.

Горячий румянец пробегает по моей коже.

– Заклинательница смузи!

Пэ-Эс встречает меня у двери и протягивает руки, чтобы заключить в объятия. Все головы поворачиваются ко мне.

– Пэ-Эс! Ты что здесь делаешь? – спрашиваю я.

– Моей семье понадобилось решить несколько дел в городе, и я приехал, чтобы получить свои копии документов. Ты по мне сильно скучала? – отзывается он, стараясь казаться веселым, но, судя по нервным взглядам, которые Синтия и Виктор продолжают бросать за его спиной, у меня такое чувство, что они все знают, что произошло. Или, по крайней мере, что что-то произошло. – Пойдем поболтаем. – Он пытается вывести меня из кухни, но я упираюсь.

– Мне нужно извиниться перед Педро, – говорю я.

– Не знаю, что произошло между вами двумя, но он в ужасном настроении, – шепчет мне Пэ-Эс. – Когда я спросил о тебе, он чуть не прогнал меня обратно в Каруару. Поверь, сейчас неподходящее время к нему приближаться.

– Я должна это сделать, – настаиваю я и протискиваюсь мимо Пэ-Эс. – Педро, мы можем поговорить?

– Пожалуйста, не сейчас, – говорит Педро, даже не глядя мне в глаза.

В моем горле образуется болезненный комок.

– Я пришла извиниться.

– Я не хочу ничего слышать. – Педро резким движением развязывает свой фартук, бросая его на крючок в стене. – Я пошел. Когда будете уходить, уберите все на место и заприте дверь.

– Педро, я знаю, ты ненавидишь меня, но просто дай мне шанс, – умоляю я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Один, последний шанс? А потом я оставлю тебя в покое. Обещаю.

Педро останавливается. Медленно поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его плечи напряжены.

Синтия, Виктор и Пэ-Эс выходят, желая