Третья ночь прошла спокойнее. Витас, наконец, выспался. Он и не знал, что Рената полночи смотрела в потолок и слушала тишину, одновременно и боясь, и надеясь услышать далекие, приглушенные дверьми и стенами шаги деда.

Утром ее опухшие веки вызвали у Витаса нежное сочувствие. Он обнимал ее несколько минут, прижимая к себе и успокаивая, обещая, что вот-вот из Риги привезут прах Йонаса, они его вместе рассыпят на могилки собак, как того и хотел старый Йонас, и тогда она точно будет спать спокойнее и лучше.

Однако после того как они съездили в Аникщяй и забрали оттуда темно-зеленую, под малахит, вазу с прахом старика, закрытую такой же керамической круглой крышкой, «приклеенной» к горлышку вазы скотчем, Рената решительно заявила, что рассыпать дедушку поверх снега не будет.

– Делай как знаешь! Это твой дедушка! – сказал Витас. Но в мыслях с ней согласился, представив себе, как на белый снег падает серый прах.

Вазу с прахом дедушки поставили на тумбочку возле его кровати и снова закрыли половину Йонаса на замок.

Когда Рената не думала о дедушке, она думала о Витасе. Показалось ей, что он, Витас, в последнее время как-то осунулся. Глаза перестали блестеть. Даже перед монитором компьютера он не мог долго усидеть. Полистает свои виртуальные странички на разных сайтах и встанет из-за стола.

«Не нравится ему тут, – рассуждала Рената. – Он ведь думал, что дед умрет, и тогда меня тут ничего не удержит! Но как это все бросить? И дом, и Гугласа…»

Нет, даже мысли эти подкатывали комок к горлу, мешали нормально дышать.

Рената отнесла Витасу чашку чая – он как раз снова за компьютер присел. А сама вышла на порог. Морозец ослабел, зима уже на убыль пошла, устав напрягаться. Тут же Гуглас залаял – звонко и весело. Рената улыбнулась. Крикнула – Молодец!

Подошла к будке, присела на корточки. Щенок выскочил, стал руки облизывать.

– Ну хватит, хватит! – подняла она ладони повыше над щенком. – Ты же не комнатная собачка!

Когда вернулась, Витас по-прежнему сидел перед компьютером, только в этот раз глаза его горели, он переписывал что-то с монитора в блокнот.

– Еще один семинар для начинающих бизнесменов нашел! Как раз завтра начинается! – сообщил ей с энтузиазмом в голосе. – Тут у вас в провинции без чужих идей не обойтись!

– А где семинар? В Каунасе? – спросила Рената.

– Нет, в Вильнюсе. И дешевле, чем тот, что я пропустил! Правда, ведет не американец, а какой-то поляк. Как ты думаешь? – его вопросительный взгляд встретился со спокойным взглядом Ренаты.

– Наверное, надо ехать, – сказала она.

– Сейчас, я его «прогуглю»! – Витас застучал подушечками пальцев по клавиатуре. – А ничего! Вроде не мошенник! Надо еще отзывы по прошлым семинарам почитать!

Утром следующего дня Рената отвезла Витаса в Аникщяй на автовокзал. Помахала рукой, когда автобус отъехал. Потом переехала на красном «фиатике» на улицу Баранаускаса и присела в кафе. Пила чай и думала, а не поискать ли ей снова работу? С винзавода не перезвонили, значит, не нужна она им. А где нужна? Кому нужна?

Стало на душе грустно. Задумалась Рената. Вспомнила, как Витас этим же утром на их дом оглянулся, когда отъезжали они. Оглянулся, как на прошлое, от которого хочется быстрее убежать. Может, надо стены покрасить, чтобы он красивее смотрелся? Или только оконные рамы? Тут, в Аникщяе, есть такие дома, и они ей нравятся – стены деревянные, не крашеные, а квадраты окон – голубые или желтые!

«Нет, – перебила ее размышления мысль-диссидентка. – Крась или не крась, а если парень в Каунасе вырос, то как бы он ни старался притворяться, что ему на Аникщяйском хуторе нравится, а рано или поздно его прорвет. И чем позже, тем сильнее!» Это она себя не сдерживает и, если что не так, то сразу голос на него поднимает. Так привыкла. А он пока молчит. Молчит-молчит, да и уйдет, если надоест ему и хутор, и то, как иногда она, Рената, с ним разговаривает!

Испугалась вдруг Рената, уставилась, переживая, в окно на свою машину, оставленную на обочине. Попробовала ни о чем не думать, а просто на машину смотреть. Показалось, что получается. Но тут же другая мысль настроение испортила: «Мужчину, чтобы он рядом оставался, надо регулярно удивлять и радовать! А ты чем его радуешь и удивляешь?»

– Что за глупость! – возмутилась Рената. – Где это я такое слышала?

И вспомнила где. В парикмахерской пару месяцев назад. Парикмахерша Виола с удивительно длинными пальцами и очень острыми накладными ногтями подрезала ей челку и про своего бойфренда рассказывала. О том, как она яркие разноцветные трусики и лифчики покупала, как татуировку смешную на попке сделала, как ногти фосфорным лаком покрывала, чтобы ночью в постели светились. Ну, молодые парикмахерши – это народ особый, смелый. Рената не такая. Рената спокойная. У нее другая смелость, хуторская. Ей не страшно одной через лес по тропинке идти, ей не страшно до ста тридцати километров в час на машине разгоняться. Ей, наверное, и многое другое не страшно. А вот одеваться броско, татуировки делать – это просто не ее. Она никогда не любила обращать на себя внимание. Но, может, надо об этом подумать? По крайней мере, чтобы обращать на себя внимание Витаса?

Вернувшись в Пиенагалис, Рената накормила Гугласа. Поставила ему миску в коридоре. Задержалась перед закрытой зеленой дверью, посмотрела на царапины, оставленные в их нижнем левом углу когтями щенка. Если б она тогда открыла двери, Гуглас забежал бы внутрь, а она поспешила бы за ним. Гуглас бы, скорее всего, привел ее к кровати дедушки, когда дед еще был жив. Может, она успела бы вызвать «скорую» и врачи его спасли бы?

Удивило Ренату, как легко ей фантазировалось на тему той ночи, когда умер дед Йонас. И чувства вины из-за этих фантазий у нее не возникало. Она вспоминала последние разговоры с дедом, вспоминала его усталую усмешку и грустные глаза. Постепенно пришло к ней понимание, что умер он не от болезни, а от старости и усталости. Даже когда он повторял, что «Йонасы не умирают», в его голосе звучала жалоба! Словно он хотел умереть, но знал, что не получится, что нельзя! Поэтому смерть его теперь вдруг показалась Ренате исполнением его мечты. Будто он много раз старался что-то сделать и не получалось, а потом, в конце концов, смог, и в последний раз улыбнулся, довольный собой. Была ли у него на лице улыбка, когда она его утром увидела мертвым? Рот был приоткрыт, словно он не договорил что-то, но лицо не было ни мрачным, ни серьезным, а значит, не договорил он что-то не очень важное. И в глазах его не было ни страха, ни боли.

Уже на своей половине услышала она неожиданный и странный звук. Словно рядом вздохнул кто-то огромный. Она оглянулась. Так вздохнуть мог слон или лось, или кто-то даже большего размера с огромнейшими легкими, в которые помещается достаточно воздуха для небольшого ветра. Она прислушалась, но вокруг уже восстановилась тишина.

«Может, это дом вздохнул?» – подумала Рената.

И подняла взгляд на люстру. Она едва заметно покачивалась.