– Завтра придешь? – спросил Поль.

– Конечно, – пообещал Андрюс.

Взял из конверта в тумбочке положенные ему двадцать евро и, махнув рукой на прощанье, подхватил алюминиевый костыль и вышел в коридор, просто неся его в руке. В коридоре сунул подушку костыля под мышку, чтобы идти дальше. Нога не болела и вообще никак не отреагировала на те несколько шагов, которые он только что сделал без какой-либо механической помощи. Спустился в лифте вниз и, выйдя из детского корпуса, свернул к зданию, в котором недавно провел несколько дней.

Доктор, зарегистрировавший его бездомным, отвел Андрюса в манипуляционную, и за пять минут гипс был снят.

– Я б на вашем месте пока не бегал, – сказал доктор. – Костыль вам уже точно не надо. Можете оставить – подарю какому-нибудь бомжу-инвалиду. А вам стоит недельку-другую походить с тростью, чтобы нагрузка на кость не была резкой! Пойдемте, выберете себе взамен костыля!

И доктор отвел Андрюса в подсобку, в которой из высокого фанерного ящика торчало десятка два тростей и коротких костылей с пластмассовыми обхватывающими подлокотниками.

Андрюс сразу выделил взглядом деревянную трость с красивой резной ручкой. Вытащил и рассмотрел.

– Померьте по росту, обопритесь! – посоветовал доктор.

Трость подошла идеально, и Андрюс, очень довольный обменом громоздкого, хоть и легкого костыля на элегантную трость, поблагодарил доктора и ушел.

На улице темнело. Бело-зеленый поезд парижского метро вез Андрюса по виадуку над бульваром Гарибальди. Еще минут пять, и справа вынырнет Эйфелева башня, вся в огнях, как увеличенная в тысячи раз новогодняя елка на Кафедральной площади Вильнюса в прошлом году, когда он и подумать еще не мог, что чуть больше года спустя окажется в Париже!

Он стоял у дверей вагона, левой рукой держась за спинку кресла, а правой сжимая рукоять трости, упиравшейся в гладкий и одновременно совершенно не скользкий линолеумный настил вагонного пола.

Кто-то дотронулся до его плеча и Андрюс обернулся. Молодая женщина показала рукой на свободное сиденье. Андрюс с благодарностью кивнул и прошел к свободному месту, немного излишне сильно опираясь на трость. Пока шел, подумал, что с тростью можно было бы придумать немало смешного для клоунады. И сразу ему вспомнился Чарли Чаплин.

Холодно стало Кукутису. Уже и горячий суп, недавно съеденный, остыл в его желудке, и взгляд его, всматривающийся в приближающиеся, но не замедляющие свой ход фары на дороге, дрожал и все на снег под ногами сползал от усталости головы и шеи. Все клонило Кукутиса к земле – и холод, и усталость, и темень, которую подножный снег только своей белизной от земли и отталкивал чуть-чуть. Не будь под ногами снега, ничего бы Кукутис там, внизу, не видел и еще больше его вниз клонило бы из-за иллюзии своей излишней оторванности от земли. Но благодаря снегу не ощущал он этой оторванности, а если все-таки какую-то и ощущал изредка, то только ту, что от родной литовской земли его отрывала.

Где-то в правом ухе колыбельная из далекого детства вдруг зазвучала: «Спи, моя фасолинка! Крепко-крепко спи!» Испугался Кукутис, понял, что не дождется он этим вечером продолжения своего пути. Посмотрел вперед по дороге, которая на юг уходила. Снова на светящейся огнями бензоколонке взгляд задержал. Вздохнул и побрел к ней по обочине.

Чем ближе подходил, тем теплее ему становилось, словно к солнцу приближался.

Заправка, несмотря на все свои манящие огни, оказалась маленькой и провинциальной. Как и дорога, у которой она стояла. Две колонки со шлангами-пистолетами, маленький домик, в котором на прилавке касса и гриль для хот-догов. А за спиной у женщины, зевавшей за кассой и грилем, застекленный навесной шкафчик с сигаретами.

Зашел Кукутис, женщине кивнул. Она, прикрыв свой новый зевок ладошкой, в окошко за спиной Кукутиса глянула. Поняла, что вошедший не на машине прибыл.

– Погреться у вас можно? – спросил Кукутис, опуская воротник серого пальто, чтобы шею теплым воздухом, идущим из кондиционера, над дверью внутри домика висящего, погреть.

– Стул дать или постоите? – спросила женщина и вдруг ногу деревянную под штаниной заметила.

Вынесла старику стул на железных ножках. Кукутис уселся. И запоздало в ответ на позевывание женщины сам зевнул.

Женщина вдруг нырнула в угловую узенькую дверь. И почти тихо стало. Только поток теплого воздуха продолжал дуть над головой, сдувая с седых волос старика остатки уличного холода.

Захотелось Кукутису от наступающего в душе и теле уюта глаза закрыть. Но тут угловая узенькая дверца снова скрипнула и вышла оттуда та же женщина, только будто утренняя, а не вечерняя. Словно живее она стала.

«Да она просто губы помадой навела!» – понял Кукутис причину изменений в круглом ее лице.

А женщина вернулась на свое место за прилавком, и улыбка ее светила ему теперь приветливее.

– Заблудились, наверное? – участливо поинтересовалась она. – Моему отцу восемьдесят семь, он иногда в магазин за хлебом или молоком пойдет, а потом попросит там стул и говорит: «Извините, я заблудился!» А на самом деле он просто дорогу домой забывает! Возраст! Хорошо, что в нашем городке все знают, где он живет, и мне сразу звонят, чтобы я за ним пришла или сына прислала.

– Нет, не заблудился, – ответил Кукутис. – Я на юг еду. Когда подвозят. А когда не подвозят – иду.

– В Штутгарт?

– Нет, дальше, в Париж.

– У вас там, наверное, дети живут? Иначе зачем ехать? – предположила она. – А к нам иногда французы заправиться заезжают! Если повезет, может, кто-то из них вас отсюда прямо до Франции и довезет?

– А сколько ждать надо? – спросил Кукутис и хитроватой усмешкой словно подчеркнул, что серьезного, точного ответа не ожидает.

– Может день, а может, и неделю, – сказала она в ответ.

– А вы всю ночь работаете? – лицо одноногого путника стало вдруг серьезным.

– Да. До восьми.

– И если я вдруг засну, вы меня будить и на мороз выталкивать не будете?

– Конечно, нет! – изумилась словам одноногого странника женщина. – Как вы могли такое подумать! Спите на здоровье!

Кукутис словно именно этих слов и ждал. Глаза его тут же сомкнулись.

Женщина вышла из-за прилавка, остановилась возле старика. Потормошила его за плечи.

– Ну что там? – сонно и недовольно забурчал Кукутис.

– Можете спать! Слышите? – сказала она громче.

Кукутис закивал. И из последнего кивка голову так и не поднял. Снова заснул.

Женщина постояла еще минутку, глядя на спящего и думая, как бы ему сон поудобней сделать? Ведь разве это сон – сидя и без подушки. От такого сна и на пол свалиться можно!