Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Моя дочь в таком состоянии! Куда я должен идти, а?
Я услышала, как Щиц тяжело вздыхает. Захотелось открыть глаза, но пока не хватало сил.
– Я не хотел вам говорить, нэй Дезовски, но у вас… э-э-э… конюшни горят.
С грохотом упал стул.
– Которые?
– Те, что под управлением нэя Радимски, – слишком быстро ответил Щиц. – Бонни!
Знакомый топот, надо же, так легко поверил…
– А?..
– Догони нэя Дезовски и отправь уже спать.
Мелкие девичьи шаги, шорох крыльев – ушла.
– Молодой человек, я же просила не злоупотреблять внушениями!
– Тайе Аката, если вы так волнуетесь за нэя Аферия, то идите и проследите, как управится Бонни, – буркнул Щиц, – не злоупотреблять! Да его лекарь мне весь мозг выклевал: «прободение язвы в анамнезе!», «не давайте переутомляться!», а он торчит на этом бесовом стуле круглые сутки, носом в документы… Как прижмет, так «молодой человек, повлияйте!», а как спасибо сказать… Будто на него вообще можно повлиять, не спал бы на ходу, поддался бы, как же!.. Ушла. Эль, можешь открывать глаза.
Я с трудом разлепила один.
Щиц поднял стул, сел. Нахмурился, взял меня за руку.
Сразу стало лучше. Сил хватило и на второй глаз.
– Привет.
– Привет, – прошептала я, с трудом ворочая распухшим языком, – не подашь воды?
– Тогда мне придется отпустить твою руку.
Сила, которой он так щедро делился, и удерживала меня в сознании, так что я как могла сжала пальцы.
– Потерплю, оставайся. Я… Аюват?
Щиц задумался.
– Дома. Если я правильно понял вопрос.
– А… Бонни?
– Отстранили от занятий за высшую некромантию. На месяц. Она только рада была с тобой поехать.
– Я…
– Две недели. Папенька твой отказался оставить тебя в академии и раскошелился на телепорт. Не думал, что мне в жизни доведется, колдуна ему разыскали аж из Шеня… – Щиц чуть не увлекся, и я уже приготовилась было слушать длинные и пространные описания устройства телепортов, но сил сделать заинтересованное лицо не было. Щиц посмотрел на меня и осекся, кашлянул неловко. – В общем, ты не просыпалась… Он паниковал. Все две недели. Письма его, кстати, у тетки твоей лежали, она все надеялась, что ты за ними зайдешь, ну. Но ты не спрашивай, она теперь в жизни не признается. По секрету.
Он говорил слишком быстро, и я с трудом его понимала.
Горб его, кстати, никуда не делся. Но раз с бабушкой разобралась, то и с этим как-нибудь… если бы только так не хотелось спать…
– А ты?..
– Меня Онни вывела так же, как и помогла к тебе прийти. Она специалист все-таки… Маркарет побежала звать на помощь, я так сразу не сообразил, а она… Ты бы видела, как Аката Онни к тебе тащила, пинками, за шкирку, и никакая магия той отбиться не помогла… Как узнала, что ты к Онни уже обращалась, а она ничего не сделала, так разъярилась… Так что меня Онни к тебе закинула, как хрустального, ну. Раз уж связь есть, то и направление смогла взять… И обратно. А ты, вот, своим ходом выбиралась… долго. Слишком сильная, чтобы Онни смогла тебя подцепить, она и не стала, сказала, тебе самой надо, – он повысил голос, явно передразнивая, – «пройти весь путь до пробуждения».
– Мне надо было… переварить… бабушку.
– Так вот оно что…
– Никому не говори. Наш… Намшиль… То есть секрет, да… Щиц?
– Да!
– Как тебя зовут?
Он приблизил губы к моему уху и сказал тихо-тихо:
– Шелдин.
Что-то такое… историческое. Вертелось в памяти, а я не могла вспомнить. Впрочем, какая разница.
– Признаю, у твоей матушки и правда есть вкус. И, наверное… неплохое образование?
Щиц рассмеялся.
– На самом деле это в честь трактира, в котором она познакомилась с отцом. Но тс-с-с! Это наш секрет, ну?
– Молчу… как рыба, – улыбнулась я, – кстати…
– Да?
– Не забудь отправить Маркарет… приглашение. На Летний… Обещала…
И я снова провалилась в сон.
На сей раз – в целительный.
Раньше я с торжеством смотрела на тех неудачниц и неудачников, которые вместо того, чтобы блистать на балу, сидели себе в дальних комнатках и играли со стариками в вист. И вот я на их месте и совершенно не чувствую себя неудачницей.
Может, потому, что играть в вист с Салатонне и тетенькой – та еще задачка. Интересная.
Может, потому, что для танцев я все еще недостаточно окрепла и вполне сопоставляла свои возможности. Раньше я могла бы протанцевать всю ночь напролет, а сейчас сомневалась, что меня на один танец хватит. Чем позориться, не лучше ли найти себе развлечение и по силам, и по душе? Благо, компания подобралась примечательная.
Салатонне мухлевал, как бес.
В паре со мной был Щиц, который с завидной регулярностью хлопал «дядю» по плечу и укоряюще кивал на рукава. Салатонне с обреченным видом вытряхивал очередную пару зажиленных тузов и возвращал их в колоду.
Интересно, узнал ли Щиц, что Салатонне бывал в академии? Это тоже интересно. Но спрашивать я не стала, чтобы ничего случайно не испортить. Сейчас между ними не было неловкости, и Щиц ловил дядюшку на жульничестве так привычно, что я бы лично отнесла эту картинку к семейно-идиллическим.
Надо сказать, Щиц и Салатонне выглядели ровесниками. Я бы его вообще не узнала, если бы, подсев за стол, не услышала от тетеньки:
– Будь знакома, нэй Салатонне.
И ответное:
– Уже тысячу лет, как нэй Устин! Когда же ты запомнишь, Аката!
Щиц хмыкнул.
– Если ты, Эль, думаешь, что ему есть хоть какая-то разница, то не думай. Я с малых лет обучался у него премудростям, и за это время он столько раз менял имена, что мне лично легче просто звать его дядей. – Он понизил голос и сказал, будто бы по секрету: – Это он перед тайе Акатой рисуется.
– Не хочу я звать его дядей, – буркнула я, – а то как бы чего не вышло.
Салатонне аж виски поперхнулся.
– Да, лучше уж просто Салатонне, девочка, – откашлявшись, согласился он.
Щиц взял карту, посмотрел на свет. Укоряюще покачал головой. Салатонне принял вид невинный и безмятежный, что с его мальчишечьим обликом – хоть в этот раз он и выглядел на пару лет старше, чем в прошлый – смотрелось вполне достоверно.
Тетенька фыркнула.
Щиц здесь был на правах вольнонаемного слуги. Папенька после Элия относился к Щицу с подозрением, и долгие мои объяснения, что это просто друг, который иногда стирает мне простыни, пропали бы втуне, если бы я вздумала упрашивать папеньку устроить ему через градоначальника приглашение. И без того было странно, что он уселся играть с господами, так что руку подняла я.