Все трое не сводили глаз с закрытого гроба. Фотографии в рамках, по бокам от этого поблескивающего деревянного гроба, представляли два разных портрета Томаса Пейна. Портрет слева Марин уже видела. Эту фотографию Фрэнсис обычно показывала, говоря о сыне, и ее же публиковала каждый год на Фейсбуке в день его рождения. Его сфотографировали в пятнадцать лет, еще нескладным подростком, на грани обретения мужественности, с хорошими зубами и прыщами на подбородке. Его рыжие волосы — того же оттенка, что раньше был у его матери — прятались под видавшей виды бейсболкой с эмблемой команды «Маринерс»; ее край идеально очерчивал контур его лица.

На фото справа Томас уже выглядел как мужчина. Этот снимок Марин никогда не видела, и она понятия не имела, где Фрэнсис его достала или как давно его сделали. Томас уже совсем взрослый, лицо с точеными чертами, но исхудавшее, и волосы обриты почти наголо. Он стоял, прислонившись к стене какого-то кирпичного здания, одетый в грязные джинсы и черную футболку. Болезненно-тощий, с обветренным лицом, к сухим губам прилипла сигарета. В глазах застыло отчаяние. На эту фотографию было больно смотреть. Двадцатичетырехлетний парень выглядел лет на десять старше, хотя в его облике и остались некоторые намеки на то, что он мог бы быть красивым мужчиной, если б последние девять лет не употреблял наркотики, бродяжничая по притонам. Возможно, Фрэнсис как раз и решила показать, до чего довела его жизнь. Марин еще не встречала никого более неспособного к вранью, и она поняла, что Фрэнсис не хотела делать вид, что ее сын умер таким же подростком, каким когда-то исчез из дома.

— Привет. Можно я сяду с вами?

Этот голос вырвал Марин из задумчивости. В конце их ряда стояла Джейми, новая участница группы. Марин едва смогла узнать ее. Сегодня она пришла в строгом черном платье и туфлях на трехдюймовых каблуках, а ее прямые, высушенные феном волосы резко отличались от той влажной растрепанной шевелюры, с которой она впервые появилась в их группе. Марин не связывалась с Джейми по поводу похорон — честно говоря, просто забыла о ней, — значит, или Фрэнсис позвонила ей, или Джейми сама нашла сообщение на странице их группы в Фейсбуке.

— Конечно, — сказала Марин, подавив удивление. Повернувшись к Лайле и Томасу, добавила: — Пришла Джейми. Сдвигайтесь.

Все передвинулись на одно место, и Джейми опустилась на скамью рядом с Марин.

— Как жизнь?

— Прямо не знаю, понимаешь ли, что и ответить, — тихо ответила Джейми, выглядывая из-за Марин, чтобы помахать Лайле и Саймону. — Мне кажется, если я скажу: «Хорошо», люди подумают: «Почему же тебе хорошо? У тебя же пропал ребенок». А если я скажу: «Ужасно», то все почувствуют неловкость, пожалев о том, что вообще спросили.

— Я предпочитала отвечать: «Я справляюсь», — призналась Марин с понимающей улыбкой, точно зная, что чувствует сейчас собеседница. — Это напоминает им, что я переживаю трудные времена, но не уточняет, хорошо мне или плохо.

— Я справляюсь… — Казалось, Джейми пробовала эти слова на вкус. — Да, такой ответ мне под- ходит.

Они посидели немного в тишине, а потом она сказала:

— Я едва решилась прийти.

— Фрэнсис поняла бы.

— Но осознала, что должна увидеть это сама. — Джейми, казалось, объясняла что-то скорее себе, чем Марин. — Ведь для наших детей имеются только три возможных исхода: либо они пропали навсегда, либо их найдут живыми и здоровыми, либо их обнаружат мертвыми. Мне нужно было увидеть, как выглядит один из результатов. В общем… хоть как-то подготовиться.

Церковный пианист сыграл первые несколько тактов гимна «Удивительная благодать». Скорбящие погрузились в тишину. Им всем предложили открыть свои сборники церковных гимнов и подпевать, но Марин не нуждалась в этом. Она отлично помнила слова.

— Я ненавижу церковные службы, — прошептала Лайла, когда пастор поднялся на трибуну. — Понимаю, это эгоистично, но церковь — буквально последнее место, где мне хотелось бы оказаться. Мне здесь всегда тошно.

— Понимаю, — прошептала в ответ Марин, — но это нужно Фрэнсис. И это меньшее, что мы можем для нее сделать.

* * *

Поминки устроили в «Больших дырах», и хотя входную дверь не заперли, табличка на двери извещала клиентов, что пончиковая лавка закрыта на частное семейное мероприятие. Фрэнсис заказала кофе, сэндвичи и вегетарианские закуски, и большинство собравшихся сочли их съедобными. Пришли несколько человек, знакомых Марин по ее первым посещениям группы, но, кроме краткого приветствия и светского обмена любезностями, они не общались с нынешними участниками. Какие бы причины ни побудили их прекратить общение в группе, никто из них сейчас не чувствовал себя комфортно. Они сидели отдельной компанией около противоположной стены комнаты.

Бывший муж Фрэнсис — его Марин видела только на фотографиях, где он выглядел значительно моложе и стройнее — теперь стал одутловатым и лысым бородачом. Он сутулился на стуле в углу, рядом со своей второй женой и их сыном, тихим мальчиком лет двенадцати, до жути похожим на пятнадцатилетнего Томаса, только без рыжей шевелюры. Этот бывший муж горько плакал бóльшую часть похорон; его хриплые рыдания звучали душераздирающе, и теперешней жене не удалось его утешить.

Марин сидела в другом углу с Лайлой, Саймоном и Джейми. Она написала Сэйди, где будет сегодня, но ничего не сообщила Дереку. Тот знал, кто такая Фрэнсис, но они ни разу не встречались. Дерек никогда не посещал группу, и она решила, что нет смысла делиться с ним такой ужасной новостью.

Они провели на поминках всего полчаса, а Марин уже потеряла счет пончикам, съеденным Саймоном. Джейми спрашивала его совета об автомобилях — она подумывала о покупке «Хайлендера», — а Лайла торчала в Фейсбуке, выслеживая женщину, с которой, по ее подозрениям, спал ее муж. Марин до сих пор не знала историю Джейми, но, возможно, она поделится ею на следующей встрече. Если предположить, конечно, что следующая встреча будет, учитывая, почему они собрались здесь сегодня.

— Посмотри, ведь она даже не симпатичная, — уже в третий раз повторила Лайла, показывая очередное фото предполагаемой любовницы. Марин согласно кивнула, сознавая, что не стала бы оспаривать мнение Лайлы, даже если б думала иначе. Эта особа, конечно, не супермодель, но, честно говоря, ей и не надо ею быть. Она просто обычный человек с отвратительно искаженными представлениями о жизни.

— Что Кайл вообще в ней нашел?

«Он видит, что она — не ты», — подумала Марин, но опять же промолчала. Это не то, что Лайле нужно услышать.

— Ты выглядишь намного лучше.

— Можешь поверить, он упорно отрицает измену. — Лайла, продолжая пялиться в экран телефона, ехидно продолжила: — «Мы