1

Затерянный в разрухе, Эшбери нашел свет, мерцавший между растрескавшихся камней мостовой. Лучи были морозными и липкими, какими свету быть не полагалось, цеплялись за рукав и руку перед тем как погаснуть. Заинтригованный, он следовал к его источнику от одной расселины к другой, и с каждым шагом тот разгорался все ярче.

Ученый в молодости, он бы узнал имя Бафомета, если бы его прошептали на ухо, и понял бы, почему пламя божества звало его с такой силой. Эшбери сказал бы, что это создание – бог и богиня в одном теле. Сказал бы, как пострадали за своего идола его поклонники – сожженные, как еретики, за противоестественные преступления. Он бы устрашился силы, требовавшей таких подношений; и поступил бы мудро.

Но никто ничего ему не объяснил. Был только свет, звавший все дальше.

2

Бун обнаружил, что Креститель в своем зале не один. Насчитал одиннадцать местных жителей вдоль стен, стоявших на коленях спиной к огню, с повязками на глазах. Среди них – господин Лайлсбург и Рейчел.

На земле справа от двери лежала Лори. На руке и лице – кровь, глаза закрыты. Но только он двинулся к ней, как создание в огне опустило на него глаза, развернув ледяным прикосновением. У него было дело к Буну, не терпящее отлагательств.

Подойди, – сказало оно. – По своей свободной воле.

Он боялся. Пламя из земли выросло в два раза против того, что он видел в прошлый раз, и билось о потолок зала. На пол просыпались блестящим дождем осколки земли, обращенной в лед или прах. В десятке ярдов от огня напор энергии казался беспощадным. И все же Бафомет приглашал подойти ближе.

Ты в безопасности, – сказало оно. – Ты пришел в крови своего врага. Она согреет тебя.

Бун сделал шаг к огню. Хотя в жизни после смерти он пострадал и от пули, и от ножа и не почувствовал ничего, холод от огня Бафомета ощущался вполне знакомо. Колол наготу; рисовал инеем на глазах. Но слова Бафомета не были пустыми обещаниями. Пока воздух вокруг стыл, кровь на теле теплела. Он нашел в этом опору и преодолел последние шаги.

Оружие, – сказал Бафомет. – Оставь.

Он и думать забыл о ноже в шее. Теперь выдернул его из плоти и отбросил.

Еще ближе, – сказал Креститель.

Ярость пламени скрывала свой груз, не считая слабых проблесков – вполне достаточных, чтобы подтвердить то, что Бун узнал из первой встречи с Бафометом: если это божество и творило существ по своему подобию, их он еще не видел. Даже во снах ничего не походило на Крестителя. Он был такой один.

Внезапно какая-то его часть коснулась Буна из пламени. Конечность ли, орган ли, все ли сразу – шанса увидеть не выпало. Оно схватило за шею и волосы и притянуло к огню. Больше кровь Деккера не защищала; мороз опалил лицо. Но ему было не высвободиться. Голову погрузили в пламя и держали крепко. Он знал, что это, в тот же миг, когда огонь сомкнулся на голове: Крещение.

И подтверждая эту мысль – голос Бафомета в голове.

Ты Кабал, – сказало оно.

Боль оттаивала. Бун открыл рот, чтобы вздохнуть, и огонь пролился в глотку, в живот и легкие, затем во весь организм. С собой огонь нес новое имя, крестил наизнанку.

Больше он не Бун. Он Кабал. Союз многих.

После этого очищения он будет способен на тепло, кровь и рождение детей: вот дар Бафомета, вот что вручило божество. Но будет он и слаб – или слабее. Не только потому, что сможет истечь кровью, но и потому, что наделен целью.

Сегодня мне должно скрыться, – сказал Бафомет. – У всех нас есть враги, но мои прожили дольше и лучше выучились жестокости. Меня заберут отсюда и утаят от них.

Теперь стало понятным присутствие Народа. Они задержались, чтобы забрать с собой долю Крестителя и спрятать от сил, что придут на его поиски.

Причиной тому ты, Кабал, – сказал Бафомет. – Я не обвиняю. Этому суждено было случиться. Ни одно пристанище не вечно. Но я возлагаю на тебя обязанность…

– Да? – сказал он. – Скажи.

Восстановить уничтоженное.

– Новый Мидиан?

Нет.

– А что?

Ты должен найти нам место в мире людей.

– Помоги мне, – сказал он.

Я не могу. Впредь это ты должен помогать мне. Ты разрушил мир. Теперь воссоздай его.

Пламя содрогнулось. Обряд Крещения почти закончился.

– С чего мне начать? – спросил Кабал.

Исцели меня, – ответил Бафомет. – Найди меня и исцели. Спаси от врагов.

Голос, обратившийся к нему, совершенно изменился. В нем не осталось и следа требования. Только эта мольба об исцелении и сохранении от вреда, произнесенная на ухо с мягкостью. Даже соскользнул с головы поводок, позволяя оглянуться по сторонам. Слово, что он не слышал, призвало прислужников Бафомета от стен. Невзирая на повязки на глазах, они уверенно шли к краю пламени, уже терявшему свою свирепость. Подняли руки под накинутыми саванами, и стена огня нарушилась, когда на ожидающие руки путников упали части тела Бафомета, чтобы их тут же завернули и скрыли из виду.

Это разделение часть за частью шло мучительно. Кабал чувствовал боль как свою, и она переполняла почти до невыносимости. Чтобы избежать ее, он начал отступать из пламени.

Но стоило это сделать, как один из последних кусков скатился прямиком к его лицу. Голова Бафомета. Она обернулась к нему, огромная и белая, со сказочной симметрией. Все тело тянуло к ней – взгляд, слюну и член. Забилось сердце, с первым же ударом излечив свое раненое крыло. Свернувшаяся кровь разжижилась, как мощи святого, и побежала по венам. Натянулись тестикулы; сперма влилась в член. Он эякулировал в пламя, и жемчужины семени пронеслись перед глазами, чтобы коснуться лица Крестителя.

На том встреча окончилась. Он выпал из огня, когда Лайлсбург – последний приверженец в зале, – принял из столба голову и завернул в саван.

Расставшись с обитателями, пламя удвоило свирепость. Кабал отшатнулся, когда оно дало себе ужасающую волю…

На земле Эшбери почувствовал, как накапливается сила, и попытался отступить, но разум переполнялся тем, что он подсмотрел, и груз откровений замедлял. Огонь поймал его, подхватив на своем пути к небу. Эшбери вскрикнул от прикосновения, от послевкусия Бафомета, захлестнувшего организм. Все маски сгорели синим пламенем. Сначала риза, затем кружева, без которых Эшбери не мог прожить ни дня взрослой жизни. Затем – сексуальная анатомия, никогда не приносившая особого удовольствия. И, наконец, плоть, и он выскоблился дочиста. На землю пал более голым, чем был в материнской утробе, и ослепшим. Удар непоправимо раздробил руки и ноги.

Кабал внизу вырвался из тумана откровения. Огонь пробил дыру в потолке и распространялся оттуда во всех направлениях. Плоть он пожрет с той же легкостью, что землю или камень. Нужно уходить раньше, чем он найдет их. Лори уже очнулась. Подозрение в глазах доказывало, что она видела Крещение и теперь боялась его.