– Мудила? – прокричал кто-то.

Она подняла взгляд и увидела в другом конце прохода между мавзолеями Нарцисса. Он явно привлек внимание Деккера. Хватка на шее ослабла. Еще недостаточно, чтобы вывернуться, но если Нарцисс продолжит в том же духе, то у нее еще все получится.

– У меня для тебя кое-что есть, – сказал тот и достал руки из карманов, демонстрируя серебряные крюки на больших пальцах.

Высек ими искры друг о друга.

Шея ускользнула у Деккера из пальцев. На заплетающихся ногах Лори пошла к Нарциссу. Он двигался по проходу ей навстречу – или, вернее, навстречу Деккеру, с кого не спускал глаз.

– Не надо… – выдохнула она. – Он опасен.

Нарцисс услышал ее – ухмыльнулся ее предупреждению, – но не дал ответа. Просто прошел мимо, чтобы перехватить убийцу.

Лори оглянулась. Когда пара сошлась в метре друг от друга, Маска вытащил из куртки второй нож – с лезвием широким, как у мачете. Не успел Нарцисс защититься, как мясник нанес удар сверху вниз, одним махом отделив левую ладонь Нарцисса от запястья. Качая головой, Нарцисс отшагнул, но Маска не отставал, поднял мачете второй раз и обрушил на череп жертвы. Удар разделил голову от скальпа до шеи. Этой раны не мог пережить даже мертвец. Тело Нарцисса сотряслось, а потом – как у Онаки, оказавшегося на солнце, – с треском развалилось, и на волю вышел хор завываний и вздохов, отправившихся в полет.

Лори издала всхлип, но подавила все остальное. Не время скорбеть. Если она задержится ради хотя бы одной слезинки, Маска завладеет ею и жертва Нарцисса будет напрасной. Она попятилась, пока по бокам качались стены, и знала, что должна просто бежать, но не могла оторвать глаз от низости Маски. Покопавшись среди кусков, он насадил полголовы Нарцисса на свой тонкий клинок, затем водрузил его на плечо вместе с трофеем, прежде чем возобновить преследование.

Вот теперь она побежала, из тени мавзолея обратно в главный проход. Даже если бы ее могла сориентировать память, все монументы низверглись в однообразные обломки; она не отличала севера от юга. В конце концов все стало едино. Куда ни поверни, те же руины, тот же преследователь. Если он будет идти за ней вечно и всегда – а он будет, – то какой смысл жить в страхе? Пусть он добьется своего, страшного. Ее сердце уже билось на пределе.

Но стоило смириться перед ножом, как участок мостовой между ней и мясником треснул, клуб дыма закрыл ее от Маски. Спустя мгновение треснула и разверзлась вся аллея. Она упала. Не на землю. Земли не было. Но в землю…

3

– …Падаю! – сказала девочка.

От шока она едва не свалилась с плеч Буна. Вскинулись руки, чтобы ее поправить. Бабетта яростнее вцепилась в его волосы.

– Держишься? – сказал он.

– Да.

Она не смотрела на сопровождавшего их Эшбери. Его предоставили самому себе в подземном водовороте, пока они искали Лори.

– Впереди, – сказала она, направляя своего скакуна. – Недалеко.

Пожар стихал, пожрав все, до чего мог дотянуться языком. Наталкиваясь на холодный кирпич, он мог только вылизать его дочерна, а потом издохнуть. Но дрожь снизу не прекратилась. Ее движение все еще скрежетало камнем о камень. А под сотрясениями был другой звук, какой Бун не столько слышал, сколько чувствовал: в животе, яйцах и зубах.

Девочка своими поводьями повернула его голову.

– Туда, – сказала она.

Гаснущие огни облегчали путь; яркость была неугодна глазам Буна. Теперь он расторопнее двигался по аллеям, перепаханным землетрясением, и вывернутой земле.

– Далеко еще? – спросил он.

– Тихо, – ответила она.

– Что?

– Стой на месте.

– Ты тоже слышишь? – сказал он.

– Да.

– Что это?

Она ответила не сразу, прислушалась.

Потом сказала:

– Бафомет.

За часы своего заточения не раз он думал о зале Крестителя, о холодном времени, проведенном пред очами разделенного Бога. Разве тот не вещал ему? Не шептал в голове и не требовал слушать? Бафомет предвидел крах. Предсказал, что последний час Мидиана близок. И все же обвинений не было, хотя Бог не мог не знать, что говорит с виновником. Вместо этого разговор казался почти задушевным, что пугало больше всяких нападок. Бун не мог быть наперсником божества. Он обращался к Бафомету как один из новоумерших, чтобы просить о месте в земле. Но приветствовали его как актера в какой-то будущей драме. Даже назвали по имени. Ему это было ни к чему. Ни предзнаменование, ни имя. Бун боролся с ними, отвернулся от Крестителя; поплелся, вытряхивая шепот из головы.

В этом он не преуспел. При мысли о Бафомете вернулись слова и это имя, как Фурии.

Ты Кабал, говорил он.

Он отказался слушать тогда; отказывался сейчас. Как ни сопереживал он трагедии Бафомета, зная, что тому не сбежать от разрушений в своем искалеченном состоянии, для сочувствия были объекты важнее.

Бун не мог спасти Крестителя. Но мог спасти Лори.

– Она там! – сказала девочка.

– Где?

– Прямо. Смотри!

Виднелся только хаос. Аллея перед ними раскололась; свет и дым изливались через разорванную землю. Ни одного признака чего-либо живого.

– Я ее не вижу, – сказал он.

– Под землей, – ответило дитя. – В яме.

– Тогда веди.

– Я не могу зайти дальше.

– Почему?

– Поставь меня. Я вела, сколько могла, – в голос вкралась едва подавляемая паника. – Поставь меня, – твердила она.

Бун сел на корточки, и девочка соскользнула с его холки.

– Что случилось? – спросил он.

– Мне нельзя с тобой. Это не разрешено.

После всего разорения, что они прошли, ее беспокойство поражало.

– Чего ты боишься? – спросил он.

– Я не могу смотреть, – ответила она. – Не могу смотреть на Крестителя.

– Он здесь?

Она кивнула, отступая, пока новая жестокость расширяла трещину все шире.

– Иди к Лори, – сказала девочка. – Выведи ее. Ты все, что у нее есть.

И была такова – на бегу две ноги стали четырьмя, а Бун остался у ямы.

4

Пока Лори падала, ее сознание угасло. Когда очнулась, спустя секунды, она лежала на середине крутого склона. Потолок над головой оставался нетронутым, но растрескавшимся, и щели ширились прямо на глазах, предвещая полное обрушение. Если не пошевеливаться, ее погребет заживо. Она посмотрела на вершину уклона. Поперечный туннель раскрылся небу. Она поползла к нему, пока земля осыпалась на голову, а стены трещали перед требованием сдаться.