сказке сказать, ни пером описать.)

Не затягивая, пошли к Бакатину.

И вот идем мы подземным переходом, лестницами и коридорами, и вижу я мужчин и женщин, спешащих, болтающих, курящих (тогда было можно), которые без особого интереса на меня посматривают (да и Столярова, похоже, многие еще не знали в лицо). И пришла мне в голову мысль: повернись эти августовские дни дела иначе, шел бы я этими лестницами и коридорами, мимо этих мальчиков и девочек, но не со Столяровым, а с конвоирами, и руки у меня за спиной были бы «в железах». От этой мысли настроение улучшилось: дела в эти августовские дни пошли, как надо.

Вхожу в кабинет Бакатина. Письменный стол, тумбочка с множеством телефонов, приставной столик для бесед тет-а-тет или на троих. Длинный стол для совещаний. Ближе к входу — журнальный столик с креслами. Карта СССР во всю стену. Стеллажи с тщательно подобранными собраниями сочинений.

Бакатин вышел из-за стола, поздоровался. Впоследствии он писал в мемуарах:

«Гавриил Харитонович Попов позвонил мне и попросил принять для беседы кандидата на пост начальника Московского управления [на самом деле встреча состоялась, когда указ уже был подписан — Е. С.]. Пришел бородатый красавец с мягкой интеллигентной манерой общения, явный интеллектуал, Евгений Вадимович Савостьянов.

Абсолютно гражданский человек, не имеющий никакого отношения к спецслужбам. Но я уже успел оценить его организаторские способности. Когда собирались несколько политиков и академиков, чтобы организовать Движение демократических реформ, было видно, что без хорошего администратора — Савостьянова — у них ничего не получится.

Конечно, я дал согласие и не ошибся, узнав его поближе в нашем недолгом общении. Савостьянов — большое приобретение для новых спецслужб, если они все-таки станут новыми… С появлением этого гражданского человека, представителя демократического движения, в ключевом, столичном управлении, пробивалась еще одна брешь в милитаризованной и консервативно-кастовой системе старого КГБ».

Бакатин коротко рассказал, как много проблем предстоит решать. Насколько система КГБ не готова работать в новых условиях. Как трудно ему дается реформирование организации, сколько негатива на него выливается.

Помедлив, заметил, что есть сложность: мне по должности положено воинское звание генерал-полковник. Я ответил, что мне погоны не нужны. Что как штатский пришел, как штатский и уйду. Было заметно, что Бакатину это принесло облегчение. На том и откланялся.

Выхожу в приемную, в думы погруженный, ничего не видя пред собой, и вдруг слышу:

— А ты что тут делаешь?

Передо мной — Игорь Голембиовский, возглавивший после путча опозорившуюся своей соглашательской позицией газету «Известия»[144].

— Игорь, ты не поверишь. Ты видишь перед собой нового начальника Московского управления КГБ. А я даже не знаю, где оно находится.

— Я тебе сейчас объясню, где оно находится, — раздался сзади знакомый, но неожиданный голос.

Оборачиваюсь. Передо мной — Владимир Буковский, знаменитый в 60–70-е годы диссидент, отбывший сроки в психбольницах и концлагерях СССР, особенно прославившийся тем, что именно на него советское руководство выменяло сидевшего в чилийской тюрьме тамошнего главного коммуниста Луиса Корвалана. (Гуляла по стране частушка: «Обменяли хулигана на Луиса Корвалана. Где б найти такую …, чтоб на Брежнева сменять!»)

Спустя четверть века Буковский опять оказался среди гонимых. По какому-то невнятному предлогу ему, решившему баллотироваться в президенты России, отказали в российском гражданстве. Потом и власти Великобритании вменили детскую порнографию.

Буковский мне объяснил, что здание Московского управления КГБ находится рядом — дом 20 по улице Большая Лубянка. Кому, как не ему, знать этот адрес.

С тем я вернулся на Тверскую — передавать дела, которых — лопатой не раскидать. Суббота 7 сентября была, как обычно, рабочим днем. Ко мне зашел Александр Перелыгин, советник управления делами Моссовета, ставший секретарем Государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ, и предложил:

— Евгений Вадимович, хотите, расскажу про структуру КГБ и Московского управления?

— Конечно, Александр Станиславович.

Последовал ликбез. Я тщательно записывал номера управлений и служб, их функции, подчиненность и пр. Вдобавок Перелыгин дал мне минимальный запас базовых понятий.

Первое впечатление: организация следит за всем, все пытается анализировать и интерпретировать, «держать руку на пульсе», ни за что не отвечать. Но всегда иметь возможность вытащить папочку с компроматом и сказать: «А мы предупреждали». В отличие от КПСС, которая всем командовала, но тоже ни за что не отвечала. Как говорится, если бы проходил чемпионат по перетаскиванию чужих чемоданов, они бы там заняли второе место. В основе — работа с агентурным аппаратом, который в соответствии с многообразием задач наличествует во всех элитных стратах.

Оставшиеся полтора дня ушли на размышления: в чем будет состоять смысл моей работы в КГБ? Понятно, на первом этапе главная задача — не дать использовать организацию против демократической власти. А дальше? А дальше — посмотрим. Но ясно, что стране вроде России без спецслужб не обойтись. Большевики разогнали в свое время профессионалов и для созданного ими государства стали использовать сплошной террор. Неприемлемый вариант для защиты демократического государства. По-видимому, предстоит постепенно выстраивать работу существующего коллектива в соответствии с тем, что будет происходить в стране и вокруг. Но утро вечера мудренее.

Теперь же пора подводить итоги двух месяцев работы во главе департамента мэра. Неплохие итоги. Была в основном выстроена работа системы управления столицей в совершенно новых условиях, причем многие элементы ее продержались и доныне. Подготовлены предложения по приватизации, по социальной защите москвичей, ряд других. Правда, эти наработки, кроме приватизации жилья, прожили недолго.

Оказана адресная поддержка научным и творческим коллективам, религиозным и общественным организациям, новым СМИ, им помогли встать на ноги в тяжелейшей экономической ситуации.

И закрыта компартия.

С сожалением забрал вещи из полюбившегося мне «орехового кабинета» и был таков. В понедельник предстояло начинать новую жизнь.

В понедельник 9 сентября в 9:00 приехал в управление КГБ СССР по городу Москве и Московской области. (Далее просто Управление.) Это здание за известное внешнее сходство с популярной головоломкой называли «Кубик Рубика». Есть, конечно, и подтекст — непростая структура в нем обретается.

Собравшимся в зале сотрудникам меня представили Столяров и Музыкантский.

Шок. Общая ситуация переходного периода

Законодательство в сфере охраны государственной тайны ограничивает детальность рассказа о работе Управления госбезопасности по Москве и Московской области. Остановлюсь только на общих проблемах, функциях и задачах, на некоторых наиболее интересных эпизодах. По тем же ограничениям кого-то из сотрудников приходится обозначать лишь инициалами.

Период, который охватывает эта глава, по историческим меркам невелик — три года и три месяца без трех дней, с сентября 1991 до начала декабря 1994 года.

Даже для Московского управления, как ни меряй его историю — от 20 ли декабря 1917 года, что привычнее большинству моих бывших коллег, или от 1 (13) февраля 1817 года, когда