– Врет она, матушка, врет! – злобно закричал он. – Я знаю, что она под шумок вершила свои предательские делишки с английским послом и арестованным Бестужевым. Пусть покажут неопровержимые доказательства, ее письма.

Елизавета кивнула начальнику Тайной канцелярии. Шувалов велел показать бумаги с ее росписью. Бутурлин резво подбежал и представил ей пред очи два письма, отправленных ею фельдмаршалу Степану Апраксину.

Великая княгиня, стоя на коленях, смотрела на документ невидящими глазами.

– Что сие? – спросила она дрожащим невинным голосом.

– Ваши письма, Ваше Высочество, фельдмаршалу, где вы указываете ему отступать там, где ему государыня, наша Елизавета Петровна, приказывала наступать, – пояснил Бекетов.

– Сие ли не измена, – прогремел голос императрицы. – И с какой стати вы писали письма старику? Как вы намерены объяснить сие безобразие? И извольте сию минуту же встать!

Екатерина не вставала.

– Я писала ему письмо, увещевая не делать непродуманных шагов, потому как здесь все были недовольны его отступлением. Было еще письмо, где я поздравляла его с именинами. А все остальное – не мои письма, под ними не моя подпись, их специально подделали, дабы уничтожить меня, понеже у меня нет никакой защиты, – исступленно твердила Екатерина как во сне. – И я думаю, что сие дело рук Великого князя, понеже он, не знаю почему, невзлюбил меня. Не я, а он поклонник короля Фридриха! Фельдмаршала я токмо поздравила в одном письме, в другом писала, что о нем говорят в Петербурге! Разве сие преступление?

– От бывшего канцлера Бестужева мы узнали, что были еще письма.

– Ложь! Канцлер выгораживает себя! Прошу, Ваше Величество, отпустите меня к родным!

– Отец твой умер, мать скрывается во Франции, куда ты поедешь? – спросила устало Елизавета Петровна.

– Да, моя бедная мать скрывается от прусского короля, понеже любит Россию и Францию. Но у меня есть брат и другие родственники…

Императрица хмыкнула:

– А как же дети? Уедешь без них?

– Им будет лучше рядом с их бабушкой-императрицей.

– Не слушайте ее, Ваше Величество, она злая, противная лгунья, – вновь раздался голос супруга.

Екатерину Алексеевну передернуло. Она вспомнила, как тот унижал и оскорблял ее, получая в ответ лишь ее терпеливое молчание. Ее вдруг прорвало. С исказившимся лицом, сжав кулаки, она срывающимся голосом прокричала:

– Да, я бываю злой, как и все люди. Я бываю злой, когда меня незаслуженно оскорбляют и унижают. Меня постоянно унижает мой муж, Великий князь, хотя всякий скажет, что я оного не заслуживаю. Пусть он скажет здесь, при Вас, Ваше Величество, за что он меня так ненавидит.

С оными словами Екатерина лишилась чувств. Она так и не поняла, произошла ли потеря сознания естественно, или она сумела так мастерски сыграть убитую несправедливыми подозрениями слабую женщину.

Очнулась она от поднесенной соли. Сама государыня поддерживала ее, усаживая в кресло.

Все расступились перед ней, кроме Великого князя. Он стоял за спинами других и, увидев, что она пришла в себя, выкрикнул:

– Не обращайте внимания, она притворщица, я ее знаю!

Императрица молча посмотрела на племянника, переглянулась со своим фаворитом Иваном Шуваловым и отвела глаза. Тяжело, при помощи Трубецкого, поднявшись, она выпрямилась и строго сказала:

– Сейчас я отпускаю тебя, я вижу, ты плохо себя чувствуешь. Увидимся на днях наедине. До свидания.

Не помня себя от радости, Екатерина кинулась к руке, глубоко склонилась перед государыней, после чего сделала три шага к двери в той же позе. Затем выпрямилась и, не глядя ни на кого, вышла из спальни. Сие было победой!

* * *

Еще большим торжеством для Екатерины обернулся день ее рождения 21-го апреля, когда за обедом государыня Елизавета Петровна изволила передать через начальника Тайной канцелярии Александра Шувалова, что пьет за ее здоровье. Великой княгине особливо было важно, что государыня вспомнила о ней в день ее тридцатилетия, довольно солидного возраста, дабы его проигнорировать. К ее немалому удивлению, в сей день она получила поздравление и от своего мужа, который решился на оное, узнав о пожелании государыни. Великая княгиня выразила им обоим благодарность. Она все еще не выходила из своих покоев под видом нездоровья, в ожидании обещанной второй аудиенции с императрицей. Но узнав от Станислава Понятовского, что французский посол маркиз де Лопиталь нахваливает ее за то, что она отсиживается в своих покоях – дескать, подобная линия поведения поможет ей добиться своей цели, – Екатерина почувствовала подвох. Она все же оделась и вышла в помещение, где находились придворные Малого двора. От нежданного ее появления все замерли. Тут же появился Великий князь, такожде не ожидавший увидеть свою супругу. Он-то мечтал о скором ее отъезде, чтоб получить возможность наконец жениться на своей фаворитке. Не замедлив вмешаться в разговор, который вела его жена с фрейлинами, он даже перекинулся с ней парой слов. Екатерина в высшей степени вежливо, с победной улыбкой ответила ему. Потоптавшись, не зная, как себя вести далее, наследник удалился. «То-то же, – подумала Великая княгиня, – смеется тот, кто смеется последним!».

Между тем, в середине весны принц Карл Саксонский вторично приехал в Петербург. Великий князь довольно пренебрежительно принял его, поелику не было секретом, что при Цорндорфском сражении принц Карл Саксонский бежал одним из первых. Говорили даже, что он продолжал бежать безостановочно до Ландсберга. Узнав об оном бегстве, Его Императорское Высочество решил, что, понеже принц Саксонский труслив, то он не станет с ним встречаться – тем паче, сему немало содействовала принцесса Курляндская, дочь Бирона. При дворе шли разговоры о планах сделать герцогом Курляндии принца Карла Саксонского, и оное обеспокоило принцессу, отец коей все еще проживал в Ярославле. Сия горбатенькая принцесса, распрощавшаяся со вторым женихом и нынче бывшая невестой третьего, барона Александра Черкасова, пожаловалась Великому князю, на коего она все еще имела влияние.

Выйдя токмо один раз из своих покоев, в ожидании вызова к императрице Екатерина положила себе продолжать не выходить под тем же предлогом нездоровья. Она с увлечением читала пятитомник «Истории путешествий». В качестве отдыха она перелистывала токмо выпущенные во Франции первые тома Энциклопедии. Она никого не хотела видеть. На то время у нее было одно желание: дабы судьба ее, наконец, решилась. Посему она время от времени напоминала о том Великому инквизитору.

О муже своем она намеренно никого не спрашивала. Она не знала, чем он занимается, но ведала, что тот все еще чает сочетаться вторым браком на Елизавете Воронцовой, в последнее время постоянно находившейся при нем.

Однажды весенним утром к Великой княгине прибыл вицеканцлер граф Михаил Илларионович Воронцов, прося позволения поговорить с нею от имени императрицы. Весьма удивившись, Екатерина приняла его. В комнате за тяжелым занавесом затаился граф Станислав Понятовский. После целования руки Воронцов, прослезившись и вытерев платочком глаза, стал уговаривать ее переменить свое решение удалиться на свою родину, настойчиво убеждая княгиню в том, что она нужна России, что народ будет гневаться ее отъезду и что сама Елизавета Петровна против оного ее решения. Весь разговор вице-канцлер путался, говорил одни и те же слова и перескакивал с одного на другое, словом, ничего толкового так и не сказал. Он не понимал, что Великую княгиню трудно провести: она прекрасно видела, что все происходящее его отнюдь не волнует, он лишь зарабатывал себе выгодное мнение Екатерины, на случай, ежели она когда-либо станет императрицей.