* * *

Следующий год такожде оказался траурным для Великой княгини: нежданно умерла ее мать, герцогиня Иоганна-Елизавета Гольштейн – Готторпская, оставив после себя долги и бумаги, среди коих находились и письма Екатерины, доставленные ей тайными путями. Великая княгиня изрядно опасалась, что они могут попасть в руки императрицы Елизаветы Петровны. Но здесь, благодарение Богу, о ней позаботился сам прусский король Фридрих Второй. Великая княгиня ругала себя за неосторожность и требовала от себя большей предусмотрительности и благоразумия. Письмо с соболезнованиями она получила из Франции от подруги матери, госпожи Бьельке.

От всех переживаний Екатерина изрядно похудела. Навестив, как всегда, в воскресение сына, и паки при прощании испортивши себе настроение, она отправилась к Екатерине Дашковой – в Кирьяново, дабы там у нее на время забыться. Великой княгине стало намного интересней ездить по воскресениям из Ораниенбаума в Петергоф, где находился ее сын. Возвращаясь домой, на полпути Екатерина заезжала к приятельнице, княгине Екатерине Романовне Дашковой, крестнице Великого князя и императрицы. Два года назад, шестнадцати лет от роду, Воронцова вышла замуж за блестящего родовитого подпоручика лейб-гвардии Преображенского полка, князя Михаила Ивановича Дашкова. За два года она родила дочь и сына и ныне поселилась здесь, в двухэтажном доме на даче в Кирьяново, принадлежавшей ее дяде, вице-канцлеру Михаилу Воронцову. Располагалась дача между Петергофом, где жила императрица, и Ораниенбаумом, местом обычного летнего пребывания Великокняжеской семьи. Заезжая на дачу Воронцовых, Екатерина Алексеевна увозила с собой свою молодую подругу и проводила с ней время в своем дворце.

Екатерине нравилось, что в сей юной русской женщине с чисто русским умом она, наконец, нашла подругу. Подругу, равную себе по уму, начитанности и широте воззрений; самостоятельно образовавшей себя на уровне, сравнимым с ее собственным. Сия восемнадцатилетняя особа, успевшая уже прочесть Вольтера и Руссо, стала для Екатерины действительно ценной находкой. С ней она могла обсуждать книги, идеи, философию знаменитых писателей – с тем, дабы в будущем все свои познания они обе могли обернуть на пользу государства. Кроме того, княгиня Дашкова была русской аристократкой, и по происхождению, и по браку принадлежа к двум влиятельным семействам. Наконец, Екатерина видела в своей подруге страстную патриотку, искреннюю душу, всегда готовую действовать и добиваться цели. Екатерина всегда следовала поговорке «говори с другими поменьше, а с собой больше», но ей все-таки хотелось хоть с одним человеком делиться тем, чем наполнена ее голова. Они беседовали о философии, истории и литературе, касались самых важных научных и социальных вопросов. Екатерине нравилось обсуждать с совсем еще молодой подругой прочитанное, слушать ее зачастую необычное мнение, спорить с ней. Словом – развлечься, отдохнуть душой, понеже чувствовала она к себе глубокую привязанность юной подруги, странным образом являвшейся родной сестрой Елизаветы Воронцовой, любовницы ее законного мужа, Петра Федоровича.

– Кстати, княгиня, в каковых нынче вы отношениях с вашей сестрой?

– С Елизаветой?

Великая княгиня утвердительно кивнула. Екатерина Романовна скривила пухлые губы.

– Ни в каких. Я не могу простить ей непристойное поведение с моим восприемником Петром Федоровичем. Что она себе позволяет!

– Она-то что? Сие желание Великого князя. Видно, полюбил ее. Не беспокойтесь, я не против их любви.

Дашкова внимательно, с сочувствием посмотрела на подругу. Вздохнув, сказала:

– Плохо представляю ваши отношения. Сама я обожаю своего мужа, жить без него не могу!

– Такого умницу и красавца? – Великая княгиня понимающе улыбнулась. – Его невозможно не любить. Однако я б любила своего некрасавца, коли б он выказывал ко мне хоть сколько-нибудь человеческое отношение.

– Боже мой! Не представляю, как можно вас не любить! Просто у него к вам зависть, что вы всеми любимы, красивы и умны. «Грудь лебедина, походка павлина, очи сокольи, брови собольи» – сия поговорка про вас, Ваше Высочество, – говорила Дашкова, не сводя с нее глаз.

Екатерина улыбнулась, чуть склонила высокую шею и скромно констатировала:

– Вестимо, не красавица, но, скажем так… не без достоинств.

– Да вы сотканы исключительно из достоинств, Ваше Высочество!

Великая Княгиня усмехнулась. Да… с достоинствами Дашкова весьма погорячилась. Взять хотя бы ее, Екатерины, связи с Салтыковым и Понятовским, о коих ее подруга, скорее всего, пока не знает.

Екатерина Алексеевна исподволь с минуту наблюдала за Дашковой. Подумала с завистью: «Сия малопривлекательная внешне женщина с прямым и грубоватым характером наслаждается семейным счастьем, а мне оное не дано?». Слезы выступили на глазах, до того ей стало себя жаль.

– Ну что вы хотите? Через две недели после свадьбы он сказал мне, что влюблен во фрейлину Карр, а своему камердинеру, графу Дивьеру, поведал, что нет никакого сравнения между ней и мной…

– Боже, какой ужас, – распахнула глаза княгиня Дашкова.

– Вот и судите, как можно было полюбить его. Я боялась допустить его до своего сердца, за кое он так плохо бы отплатил.

– Да я от ревности извелась бы!

– Вот-вот! Не хватало токмо умереть от ревности безо всякой для кого бы то ни было пользы, – иронически заметила Великая княгиня, искоса наблюдая реакцию княгини. – Так что выбор у меня оставался всего один – не любить его.

Взгляд Дашковой выражал сочувствие и неподдельное любопытство.

– А может, он все-таки любит, но скрывает? Ждет вашей любви?

Екатерина засмеялась.

– Ежели б он хотел быть любимым – я бы любила. Но для того супругу моему надобно пойти навстречу мне, а он на подобное не способен.

Дашкова развела руками.

– Правильно! Оставим сию беседу.

– Лучше расскажите, читали ли вы последнее время что-нибудь новое? – спросила Великая княгиня.

– Читала! То, что вы мне последний раз рекомендовали. И Вольтера, и Монтескье. Хочу приняться за Тацита и Бейля.

– Как хотелось бы обсудить с вами их, но, к сожалению, мне надобно ехать готовиться к балу. Надеюсь, увидимся.

Екатерина Романовна прижала руки к груди.

– Всенепременно, Екатерина Алексеевна, душа моя. Одно удовольствие танцевать менуэт и контрданс – и наблюдать, как танцуете вы! Положительно, нет ни у кого подобной грации в движениях.

Екатерина довольно улыбалась, выдерживая паузу, словно бы говоря: да, согласна, в оном я и в самом деле хороша. Княгиня горячо продолжала:

– А как на вас смотрят кавалеры! Бьюсь об заклад, каждый бы оставил свою партнершу ради вас.

Пришло время остановить восторженные тирады, и Екатерина прервала подругу:

– Кстати, княгиня, коль захотите съездить со мной на охоту в конце следующей недели, милости просим! Будем травить зайцев.