Холодность Ея Величества по отношению к невестке возникла, понеже Петр и Александр Шуваловы поведали ей о дружеских отношениях между канцлером Бестужевым и Великой княгиней. Подозрительная императрица полагала, что за ее спиной ведутся неизвестно какие разговоры, а стало быть, объединяются с неведомой целью – возможно, и супротив нее самой. Посему императрица решила хотя бы внешне выказать свое неудовольствие ей и после беседы о Брокдорфе перестала принимать ее, что, естественно, повлекло охлаждение к ней и значительной части Большого двора.

Черная полоса началась для Великой княгини еще в октябре, когда она получила от графа Бестужева извещение о том, что польский король прислал графу Понятовскому отзывную грамоту. Канцлер разузнал, что дело с отзывом Понятовского затеяли братья Шуваловы через саксонского резидента Прассе, всегда обо всем знавшего раньше всех. Как позже выяснилось, он был тайным любовником жены вице-канцлера Михаила Воронцова. Граф Станислав упирался, не желая и слышать ничего об отъезде – во всяком случае, до родов Великой княгини. По просьбе Великой княгини канцлер Бестужев велел подать себе отзывные грамоты, и, найдя некоторые ошибки и несоблюдение формальностей, вернул их в Саксонию. Стало быть, благодаря ему Понятовский официально получил возможность продлить свое проживание в Санкт-Петербурге. Екатерина и Станислав, менее всего ожидавшие подобного поворота судьбы, новости об отсрочке отъезда весьма обрадовались.

* * *

Сидя за обеденным столом с Шуваловыми, государыня Елизавета Петровна находилась в самом хорошем расположении духа. Благодаря доброму настроению государыни, с губ ее любимца, Ивана Ивановича, не сходила радостная улыбка. Государыня много говорила о последней битве русских войск с пруссаками. Иван лишь поддакивал и согласно кивал головой. Было, в самом деле, чему императрице быть довольной.

– Не нарадуюсь я на нашего героя Петра Александровича Румянцева, – говорила восторженно императрица. – Ну герой, настоящий герой! Кто бы мог подумать? Никто. Одна я с самого начала видела в нем настоящего полководца.

– Да, трудно было вообразить, что прежний шалун и бездельник станет прорываться через лес, дабы нанести пруссакам решающий удар.

– Непостижимо! – закатила глаза Елизавета Петровна. – Помнишь, Петр Иванович, – обратилась она к своему камергеру, – как он так отличился мотовством и забиячеством во время учебы в Берлине, что его пришлось оттуда отозвать?

– А потом его выгнали как бездельника из Кадетского шляхетского корпуса после нескольких месяцев учебы, – с улыбкой дополнил сенатор. Он одобрительно мотнул головой. – Но вы и в самом деле далеко смотрели, Ваше Величество: сделали его командиром полка в девятнадцать лет, потом полковником прямо из подпоручиков.

Петр Иванович не сводил восхищенных глаз с императрицы.

– Все тогда удивлялись, почему же ему все сходило с рук, несмотря на его всяческие проделки, – вступил в разговор молчаливый Великий инквизитор Шувалов.

– А пусть себе удивляются! – беззаботно махнула рукой императрица. – Люблю я его и все! Двухметровый рост, красавец, повеса! Настоящий мужчина! Герой! Горжусь им… И вы гордитесь. И вся Россия должна им гордиться!

Ей так и хотелось сказать: «Вот она, кровь Великого Петра!», но нет, неможно говорить вслух подобные вещи.

* * *

Екатерина размышляла о событиях последнего времени. Мысли, связанные с Понятовским, путались. Девочку он успел увидеть в день ее рождения, находясь рядом во время родов. Более, как ни желал он, нельзя было ее увидеть еще хотя бы раз. Подходило уже время ехать ему в Польшу. Никто не мог помочь ему остаться, даже канцлер Бестужев, понеже пошли слухи, что под давлением Шуваловых и вице-канцлера Михаила Воронцова он потерял доверие императрицы. Масло в огонь подливали французский посол маркиз де Лопиталь и австрийский – граф Эстергази. Канцлера постоянно поддерживал Алексей Григорьевич Разумовский, но с усилением фавора Шуваловых он старался более ни во что не вмешиваться. А чем может сейчас помочь ему она, Великая княгиня Екатерина Алексеевна? Ничем. Только лишь советом и сочувствием.

Вошла возбужденная Никитична. Быстрыми руками принялась убирать постель, бросая на Екатерину взгляды, словно бы спрашивая, в каком она настроении.

– Что ты, голубушка, все поглядываешь на меня? Что не так? Али новости принесла? Говори, – потребовала догадливая Екатерина Алексеевна.

– Ох, даже и не знаю, как и сказывать вам, голубка моя, штой-то странные вещи говорят люди.

У Екатерины екнуло сердце. Неужто о ней что болтают?

– Не тяни, рассказывай, что приключилось! – поторопила она.

Никитична не заставила просить себя вторично. Приблизилась к ней и полушепотом доложила:

– Сказывают, ходит по Петербургу некая блаженная, вся оборванная, в мужицкой одежде, отзывается на мужеское имя Андрей и, главное, мол, всем предсказывает судьбу.

– Какую судьбу? Ужели так и говорит, так и так, завтра ты умрешь или… – Великая княгиня запнулась —…станешь царем? Или фавор Шуваловых закончится, а Бестужев восторжествует?

Никитична покачала головой.

– Не знаю, матушка моя, не знаю об том, – сказала виноватым тоном Никитична, – слыхала, якобы предсказывала, что много русской крови прольется. Притчами какими-то говорит, а люди догадываются. Рассказывали один случай…

– Никитична, – перебила ее Екатерина, – потом уберешь постель. Сядь, успокойся и рассказывай.

Владиславова повиновалась. Усевшись напротив Екатерины Алексеевны, она вполголоса продолжила:

– Так вот, матушка Екатерина Алексеевна, якобы шли мать с дочерью незамужней, и она им навстречу. Сравнялась с ними и вдруг говорит: «Что вы здесь прохлаждаетесь! Идите на кладбище, там твоей дочки муж жену хоронит». И пошла дальше. Те опешили, пожали плечами, нечего не поняли, однако взяли извозчика и поехали на кладбище. А там токмо все разошлись с похорон. Молодой доктор остался у могилы жены, к их приезду от переживаний потерял сознание и упал. Они его привели в чувство, отвезли домой, ухаживали за ним некоторое время, а через год он женился на оной девице.

Екатерина переглянулась с Никитичной. Понятно было, что та была целиком под впечатлением от своей истории. Глаза ее округлились, и она, быстро несколько раз перекрестившись, поднялась. Екатерина последовала ее примеру.

– Вот как бывает, – проговорила удрученно Никитична, взбивая подушки.

– И что, веришь ты оной болтовне? – спросила Екатерина, помогая ей прибирать постель.

– Да и рада была бы не поверить, но весь город говорит, что блаженненькая Ксения ведает все на свете.

– Так Ксенией ее кличут али Андреем?

– Точно не ведаю. То ли Ксенией, то ли Андреем…

Екатерина подошла к зеркалу подправить прическу.

Камер-фрау проворно закончила с постелью и теперь разглядывала свою любимицу.