Однако 16 декабря Тапи нечаянно вмешался в ход событий, предав гласности свое соглашение с Crédit Lyonnais. Он обнародовал детали запутанной сделки с банком, которая должна была расчистить ему обратный путь в политику: среди них сроки и цена продажи всех его пакетов акций и паев, а также роспуск Bernard Tapie Finances. Все его акции должны быть проданы до 15 февраля – то есть до того, как его снова назначат на должность министра. Вместе с этим была озвучена цена его контрольного пакета акций Adidas, равная 2,08 миллиарда франков, что точно соответствовало предложению Рубина и порядком ограничивало свободу маневров в будущих переговорах.

За это Тапи получил свою награду. Договорившись с Crédit Lyonnais, в марте он снова смог участвовать в парламентских выборах. Однако детальное и законным образом опубликованное соглашение дало ряд преимуществ Луи-Дрейфусу и Турру: банки теперь не смогут потребовать больше чем 2,1 миллиарда франков, а также пойдут на все, чтобы как можно быстрее подписать договор.

В начале января 1993 года Луи-Дрейфус и Турр встретились за обедом с обоими представителями банка и Жильбертой Бо. Когда все расселись за большим столом парижского ресторана Le Doyen, председательница правления протянула им семистраничный доклад со своими личными замечаниями и советами. В нем Бо объясняла, что, хотя Adidas в 1992 году придется зафиксировать убытки размером около 149 миллионов марок, подъем совсем рядом. Она указывала на еще имевшиеся слабые места организации предприятия, неравномерную структуру расходов и на необходимость снижения себестоимости. Робер Луи-Дрейфус с благодарностью припрятал бумагу. В целом он и Турр не обнаружили «ничего, что нельзя было бы спасти», и шансы на успех казались огромными.

Луи-Дрейфус, опытный игрок в покер, использовал любую возможность, чтобы надавить на банкиров. Однажды, например, факс Жан-Поля Чана выплюнул его письмо, в котором Чан с изумлением прочел, что Луи-Дрейфус хочет отменить сделку с Adidas, так как его кузен Жерар предложил ему руководящую должность в семейном холдинге. «Я к тому времени уже прекратил поиск альтернативных вариантов, – вздыхал Жан-Поль Чан. – Если бы договоренность с Луи-Дрейфусом сорвалась, нам пришлось бы снова начинать сначала, но у нас оставалось менее шести недель до истечения срока Тапи 15 февраля, и это после того как мы получили уже так много отказов».

Жан-Поль Чан и Генри Фильо следующим же рейсом прилетели в Цюрих, где жил Луи-Дрейфус. Множественные спортивные сувениры, которые они увидели в квартире своего партнера по переговорам, придали им решимости не упустить эту рыбу с крючка. «Стены были покрыты фотографиями легендарных игр и спорт- сменов», – вспоминает Чан. Дуэт обрабатывал Луи-Дрейфуса, пока он не пообещал еще раз все обдумать. При этом было выдвинуто условие, что ему и его друзьям будет предоставлен контроль над всем предприятием.

Пресловутый факс был частью хитроумного плана, осуществленного двумя потенциальными покупателями в последующие недели. «Я был скрягой, который ко всему придирался, – признавался Кристиан Турр, – а Робер вел себя как довольно сдержанный, но в целом благожелательный инвестор, всегда готовый сгладить углы». Уступки, выторгованные таким образом, даже через десять лет после выкупа останутся причиной конфликтов.

В четверг 11 февраля, в семь часов утра, сделка наконец состоялась. «Комната выглядела как после длившейся всю ночь вечеринки: на столе громоздились полупустые коробки от пицц, пепельницы были переполнены, а люди с красными глазами, спотыкаясь, выходили на улицу», – вспоминает Турр. Предельно утомленный Генри Фильо на пути домой заснул за рулем, но отделался легким повреждением ноги.

Когда на следующий день объявили о выкупе, на Фильо и остальных представителей банков обрушился шквал критики. Репортеры газеты Les Echos доводили до сведения читателей, что государственные банки крайне выручили Бернара Тапи при продаже его 78-процентной доли, согласившись на затребованную цену в 2,085 миллиарда франков.

Считалось, что больше всего выиграл от выкупа Робер Луи-Дрейфус, гений маркетинга, взлетевший до уровня руководителя компании. Вместе с друзьями он выкупил 15 % BTF GmbH (холдинговой компании, контролировавшей 95 % Adidas). Все акции были размещены в расположенной в Люксембурге холдинговой компании под названием «Ricesa» – анаграмма от SA (аббревиатура, обозначающая «анонимное общество»[16] и Eric (Эрик), имени новорожденного сына Луи-Дрейфуса). Среди вовлеченных друзей были Кристиан Турр, братья Саатчи и Том Рассел, еще один коллега из команды IMS.

Между тем государственные акционеры Clinvest и Banque du Phénix так сильно нарастили свои доли, что теперь они совместно составляли 42 процента. Жильберта Бо тоже не упустила возможность увеличить свой вклад с 5 до 8 процентов. Оставшееся оказалось в офшорных фондах: Omega Ventures, ответвление Ситибанка, приобрел 19,9 %, остальные 15 % отошли Coatbridge Holdings – фонду, косвенно принадлежавшему SG Warburg[17].

Но пресса обвинила государственные банки в безобразной интервенции. Она посчитала, что оба офшорных фонда были всего лишь марионетками в руках Crédit Lyonnais. Если добавить их акции к акциям французских финансовых учреждений, создавалось впечатление, что Crédit Lyonnais прямым или косвенным образом контролирует около 77 % BTF-GmbH. Другими словами, государственные банки на пороге с нетерпением ожидаемых выборов поспешили на помощь вновь назначенному недавно министру.

Тем временем Жана-Поля Чана из Banque du Phénix засыпали упреками директора филиалов. Как они смогут применять к своим клиентам жесткие меры из-за просрочки мелких кредитов, если учреждение настолько лояльно к Бернару Тапи? Генри Фильо тоже пришлось в бесчисленных служебных записках объяснять, что выкуп дал банку возможность переложить задолженности Тапи на плечи Робера Луи-Дрейфуса – и относиться к этому следовало позитивно. И все же правые политики еще до конца недели затребовали назначить комиссию по расследованию. Один из них даже утверждал, что продажа Adidas – это «гниение, рак, гангрена», разъедающие французское государство. Другие считали сделку «возмутительной» и «постыдной».

Покупатели, между тем, оставались в тени. Позже просочилась информация, что они за свой 15-процентный пакет акций Adidas почти ничего не заплатили. Совместно инвесторы под эгидой Ricesa мобилизовали 10 миллионов франков, в то время как выкуп оставшейся доли был профинансирован с помощью почти беспроцентного займа Crédit Lyonnais. Кроме того, по требованию Луи-Дрейфуса Ricesa получила действовавшее до конца 1994 года право преимущественной покупки на приобретение всех прочих акций за фиксированную цену в 4,4 миллиарда франков.

В случае если ожидаемого роста оборота не произойдет и Луи-Дрейфус предпочтет отказаться от этого права, он все равно выйдет сухим из воды. Да, ему даже не придется тогда возвращать ссуду на приобретение 15 %. Если же он, напротив, захочет воспользоваться этим правом, ему придется передать Crédit Lyonnais бо́льшую часть прибыли, которую он выручит на продаже. По мнению Луи-Дрейфуса, это была «неплохая сделка». При условии, что ему удастся спасти Adidas.