Она скучала что с ним, что без него. С ней он проводил меньше времени, чем с игрушечными паровозами. Когда он не бил её, они играли в настольные игры или занимались любовью. Она забыла, сколько дней прошло с их последней вылазки в город. Всё покупалось в интернете и доставлялось к дому курьерской службой, включая еду. Ей нравилось гулять по городским паркам, заглядывать в магазины одежды, пить кофе в летних кафе, наблюдая, как дети купаются в фонтане на площади. Разве она многого хотела? Чего она точно для себя не хотела, так это жизни в клетке со всеми удобствами.

– Возьми с собой телефон.

– Ты же знаешь, нам запрещено пользоваться телефонами на территории фабрики. Нет, это плохая идея. Тем более я теряю их по рассеянности чуть ли не каждый месяц.

Она не стала настаивать. Её муж не был рассеянным. Злым, беспощадным, вспыльчивым, ласковым, весёлым, каким угодно, только не рассеянным. Он помнил детали событий, ей самой за давностью дней казавшихся вымыслом. Она обнимала его после возвращения с работы, вдыхала запахи, которые он с собой приносил. Тело её мужа пахло потом, огнём, сажей, реже землёй или сыростью. Оно не пахло женщиной, и это её успокаивало. Она прощала ему холодность, но другая женщина навсегда рассорила бы их.

Она не хотела знать, что он скрывал от неё. А он скрывал, она видела это по его глазам. В одном он был прав – телефоны терялись с завидным постоянством.

– Удачи.

– Не смотри страшные истории перед сном. К новостям это тоже относится.

– Ладно.

Данил вышел из их общей спальни, не поцеловав её перед уходом. Через пять минут он пересёк двор с рюкзаком на плече. Она видела сквозь щель в занавеске, как он зашёл под навес от дождя и сел в автомобиль. В плотной темноте вспыхнули фары. Семейный «Опель» выехал из-под укрытия, светясь кроваво-красными габаритными огнями.

По телевизору реклама лучшего в мире стирального порошка сменилась рекламой лучшего в мире средства для мытья посуды. Надя присела на краешек кровати, вслушиваясь в окружавшие её звуки. В обманчивом затишье притаилось незримое зло, сводившее её с ума не один месяц.

Так дальше жить она не могла. Внезапные ночные смены Данилы приводили её в отчаяние. От нахождения под домом подвала по телу пробегала крупная дрожь. Она бы с удовольствием спустила в лестничный проём шланг с цементом и превратила подземелье в каменный куб. В душном подполье обитало что-то… что-то не из нашего мира. Оно выбиралось наружу, принимаясь наводить ужас. Ни чьи нервы не выдержат столь бесчеловечного издевательства.

Надя спустилась на кухню, распахивая по пути двери и включая свет во всех помещениях, разбавляя тем самым страхи. Этот дом нуждался в топоте детских ножек, для двоих он был необычайно велик. Маленькая квартирка, где они прожили с мужем первые три года брака, могла целиком поместиться в любую из комнат коттеджа. Тем не менее, она представлялась ей верхом семейного уюта. Её хотя бы не населяли призраки. Данил работал в компании по вывозу мусора, чередуя дневные смены с ночными. Она давала уроки игры на фортепиано, тратя дни на разъезды из одного конца города в другой. В выходные они много гуляли, смеялись, ели мороженое в вафельных стаканчиках даже в холодную погоду.

Новая работа изменила его. В секретном месте много платили, требуя за это полного подчинения нестандартному графику. Он начал замыкаться в себе, поднимать на неё руку за малейшую провинность. Променял счастье на деньги, в которых она никогда не нуждалась. Когда-то она думала, что переезд в тихий посёлок станет решением всех проблем. Она ошибалась, в новом доме стало только хуже. Данил увлёкся моделированием, фактически переселился в подвал, вспоминая о жене, когда ему хотелось ласки или тарелки супа.

Она желала себе другой жизни, наполненной заботой о детях, предсказуемых отношений, отсутствия тайн между мужем и женой. Бесконечные сериалы с плохой игрой актёров ей до безумия надоели.

Бутылка с хересом ждала её в шкафчике между двумя банками со специями. Несколько основательных глотков прямо из горлышка привели к кашлю. Гортань охватил пылающий жар, который она потушила с помощью попавшего под руку яблока. Недостаточно, решила она и выпила в два раза больше. Скоро у неё заболит голова, а пока спирт разносился с кровью по артериям, придавая ей решимости.

Она вынула из подставки нож для мяса и направилась в прихожую. У неё не хватит духа использовать его, но острое лезвие могло отпугнуть тварь из подвала. Если, конечно, та создана из плоти, которую можно повредить. В любом случае, спускаться вниз с пустыми руками было довольно безрассудно. Да что там, сам способ приоткрыть завесу тайны происхождения пугающих звуков казался ей сумасбродным. Проблема могла быть в неправильно спроектированной вентиляции, вынуждающей дом петь как церковный орган. В бойлерной постоянно что-то гудело. В её голове, в конце концов. Не зря Данил ставил ей в упрёк нездоровую любовь к триллерам.

На этот раз он положил ключ от подвала в ботинок. Наспех выбранный тайник выдало то, что он стоял в обувнице неровно. И это при маниакальной педантичности её мужа, не способного пройти мимо криво лежащей вещи. Она сжала кусок металла в ладони. По каким бы причинам муж ни прятал от неё ключ, она имела право знать, что происходит в доме, где её заперли. Да, заперли. Она не умела водить машину, не могла ездить в город, когда захочет, потому что свои деньги у неё отсутствовали. Дом был всей её жизнью. Она ничего не имела против протирания пыли, но кроме этого ничем больше не занималась. Роль прислуги всё чаще претила ей. Понятно, почему ужасные мысли стали посещать её на каждом шагу. Например, проткнуть презервативы из аптечки иглой или незаметно влить себе в лоно мужское семя. Отчаяние порождало безумство. Когда через несколько лет прекратятся месячные, возможность родить ребёнка обернётся прахом. И не надо ей приводить в пример шестидесятилетних рожениц, она мечтала нянчиться с малюткой до того, как станет старухой.

Ключ дважды провернулся в замочной скважине. Нож в руке дрожал, выдавая её с потрохами. Прохладное нутро домашнего грота озарилось мягким светом, когда она щёлкнула вмонтированный в стену выключатель со светодиодом. Чудо-юдо Рыба-кит разинуло глубокую пасть, приглашая её стать угощением.

– Смотри, не подавись.

Упрямая твёрдость в голосе не добавила ей бесстрашия. Спускаясь по ступеням, она боролась с возрастающей внутри неё паникой. Креплёное вино плохо справлялось с трусостью. Если дверь за спиной внезапно захлопнется, она