— Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать! Вот это охота! Правильно говорят, куда буровики не дошли, там птица и зверь не пуганы. Представляешь — шестнадцать уток, не сходя с места! Вот это да! Кому расскажешь — не поверят.

— Да-а, Bитёк, путаешь ты охоту и истребление беззащитных тварей. Лучше скажи, кто все это щипать будет? А?

— Если ты такой лентяй, беру ощип и готовку на себя, а ты занимайся баней. Готовить ты всё равно толком не умеешь, это я тебе авторитетно заявляю. А вообще при твоих кулинарных способностях единственный выход язву не заработать — это жениться. Хочешь, посодействую?

— Да иди ты, — отмахнулся Володя. — Сам в хомут влез и других тянешь.

— «Маладой ещё малчишка, глюпый как баран», — процитировал Витёк всё того же друга, татарина Рафика Гафарова.

Утром Владимир проснулся рано и отправился осматривать окрестности. Выйдя на берег неширокой быстрой реки, он зажмурился от ярких солнечных бликов, отбрасываемых водой. Подойдя к кромке воды, нагнулся и, зачерпнув в пригоршню холодную чистую воду, плеснул её себе в лицо.

— Хорошо-то как, мать твою! — громко и с удовольствием произнес Володя.

— Что, чувства переполняют? — раздался сзади голос Виктора.

От неожиданности Владимир едва не упал в воду и, обругав тихо подкравшегося приятеля за его поступок всеми нехорошими словами, осведомился:

— Есть будем?

— Есть-то будем. А поедим — тогда и поедем.

— Куда это ещё ты собираешься? Никуда отсюда я не поеду. Мне и тут неплохо. Ванька, речка, да и гнуса почти нет. Не, не поеду никуда?

— Поедешь. Мы ненадолго. Вон дымок, видишь? — Виктор протянул ему бинокль, хотя столбик дыма, поднимающегося в небо, был виден и так. — Сразу за бугром на той стороне реки.

Въехав на бугор, Виктор остановил вездеход. Под склоном, рядом с довольно большим озером, оказалась стоянка хантов, шесть юрт полукругом.

— Поехали, Вовка, посмотришь, как чукчи живут.

— Почему чукчи? Чукчи — они на Чукотке, а эти — ханты.

— А, один черт, все они чукчи.

Володя ещё ни разу не был в хантайском стойбище. В поселке с хантами, конечно, сталкивался, когда те приезжали из тундры делать покупки сразу на несколько месяцев. Так что теперь ему стало любопытно — как они живут, эти люди, которые кажутся выходцами из позапрошлого века.

Аборигены встретили неожиданных гостей довольно сдержанно. Поздоровавшись, приятели обратили внимание на то, что в стойбище были одни женщины. Мужчины, как позже выяснилось, ушли с оленями. Разговор не клеился. Было ясно по односложным ответам и недоуменным взглядам узких черных глаз, что женщины чего-то ждут. Наконец одна из хантаек не выдержала и напрямую спросила, что привезли русские на обмен. Сахар, муку или курево? Или ещё что-нибудь?

У Виктора в вездеходе нашлось всё. Он никогда не ездил на охоту без запасов. К встрече и мену он был готов всегда. И уж, конечно, нехитрым натуральным обменом шкурок он добывал куда больше, чем если бы охотился на пушного зверя сам. Да их, шкуры эти, ещё и выделать правильно надо. Возни полно, самому неохота, а местные жители на это большие мастера!

Обменяв шкурки ондатры на продукты, та же бойкая круглолицая Аня с такими же глазами-щелочками, как и у её подруг, заискивающе сказала:

— Однако водки выпить надо.

— Ну, надо так надо, — легко согласился Виктор.

Он достал две бутылки. Быстренько распив одну вместе с хантайками — «за знакомство», гости спросили разрешения половить рыбу неводом хозяев. Женщины изумленно переглянулись и принялись наперебой объяснять:

— Озеро плохой. Там рыб нет, один щука. Не ходи, не надо, давай лучше ещё водка выпьем.

— Нам и щука сойдет, — отмахнулся Виктор. — Давайте, давайте невод, красавицы.

Получив старенький бредень, мужики направились к озеру под дружное хихиканье женщин.

— А чего это они такое сказали — мол, рыбы нет, а щука есть?

Виктор ухмыльнулся:

— Чукчи эти тут зажрались, щуку за рыбу вообще не считают. Муксун, пыжьян, то есть лосось местный, северный, — это для них рыба. А щука так, мусор.

С первого заброса выловили пару небольших щучек. Не успели рыбаки во второй раз завести невод, как Виктор, оглянувшись через плечо, простонал:

— Ой, ё-ё-ё!

— Что случилось? — посмотрел в ту же сторону Володя и увидел, что к ним идет всё население стойбища. Вскоре стали слышны веселые вопли.

— Ну бот, — пояснил Витя. — Выпили по сто грамм, а завелись на ящик. Уезжать отсюда надо, а то пока вусмерть не перепьются и замертво не попадают, жизни нам не будет. И за речкой достанут, это я тебе гарантирую. Вот народ, за глоток водяры удавиться готовы.

Вытаскивать до конца невод не стали. Бросили его и спешно залезли в вездеход. Однако было уже поздно. Хантайки облепили машину и наперебой предлагали обменять на водку всё, что у них было, включая девичью честь. Одна на вид довольно молодая женщина ловко забралась на вездеход и просунула голову в наполовину открытый верхний люк. Она громко и назойливо предлагала купить песца за десять бутылок водки или три — спирта. Виктор попытался выдавить незваную гостью из люка, упираясь ладонью ей в лоб. Удалось это ему плохо. Хантайка верещала, стараясь укусить Виктора за руку и одновременно пробраться внутрь. Наконец её удалось вытолкнуть наружу, но делу это не сильно помогло. Агрессорша восседала на крыше вездехода, широко раскинув ноги, колотила кулаками по кабине и орала:

— Эй, русский, я хочу тебя за бутылку водки!

— Что будем делать, Вован? Я не вижу выхода, — немного испуганно произнес Виктор. — Они нас или порвут, или затрахают. А скорее всего и то и другое одновременно. Ну не вездеходом же их давить! Посадят ведь, как за людей…

— Дай пузырек, — протянул руку Владимир.

— Зачем?

— Дай, тогда увидишь.

Виктор дал ему бyтылку. Володя через стекло показал водку наседавшим северным дамам. Вскоре вес они сгрудились со стороны счастливою обладателя драгоценной бутылки и с вожделением на неё уставились. Стало тихо, замолчали все. Владимир приоткрыл дверь, изо всех сил бросил бутылку как можно дальше и крикнул Виктору:

— А теперь гони!

Вездеход взревел, развернулся почти на месте и рванул в сторону реки.

— Ну ты даешь! Я бы ни за что не додумался до такого.

— Вперед смотри, любитель меха и туземных женщин!

Домой они приехали поздно ночью. Всю дорогу молчали. Лишь в конце пути Володя задумчиво проговорил:

— А знаешь, Витек, мне их жалко.

— Кого?

— Их. Хантов. Мы пришли, нарушили многовековые устои, сломали им жизнь, споили их. Они же алкоголиками с первого стакана становятся, я слышал.