— Хм, на три вообще-то. Я не знаю, свое ли у них место жительства там, но временами — продолжительными — месяцами они иногда живут в Швейцарии в каком-то маленьком городке.

— Странный какой-то выбор, Швейцария, — сделал безосновательное заключение Женя.

— Ну, блин, я бы так не сказала, — возразила Лара. — Они ж помешаны на этих своих личностях. Имен этих и не вспомнишь, если не знаешь наверняка. Вот Майя точно скажет…

Майя нехотя развернулась лицом к народу, сжимая в руке свою «Пина Коладу». Она изобразила недовольство тем, что ее отвлекли от копания в собственных мыслях, но глаза четко отражали благодарность за то же самое.

— Это не просто маленький город в Швейцарии, — умело подражая голосу Лары, сказала она. — Ла-Шо-де-Фон — это город, где родился новатор в современной архитектуре. Гений, имя которому Ле Корбюзье. Честно, я не знаю, как это работает, но когда Леша приезжает оттуда, даже если был там всего несколько дней, у него появляются силы творить снова. Лучше. В сто раз лучше. Лара, конечно, преувеличивает их состояние. — Она озорно улыбнулась подруге сомкнутыми губами. — Какая-то местная жительница сдает им комнату в своем доме на время.

— Откуда ты знаешь об этом Ле… — Женя никак не смог вспомнить фамилию, услышанную впервые, чем он совсем не гордился.

— Я неплохой слушатель, Джо. — Она сделала огромный глоток коктейля, за чем Женя внимательно наблюдал, боясь упустить нечто важное. Ей нравилось внимание, нравилось быть умной в глазах друзей, нравилось, что ее рассказы слушают, едва ли не открыв рот. В такие моменты она представляла себя царицей, и ее подбородок непроизвольно приподнимался выше обычного. — Леша мне рассказал о нем в том году, когда узнал, что мне семнадцать. Мы сидели в баре с Полиной, Кристиной и Костей. Не знаю, почему они меня позвали: я была одиночкой… без парочки. Быть может, именно по этой причине выбор пал на меня, чтобы вечер не походил на тупое двойное свидание. Леша рассказывал невпопад истории, никак не связанные между собой, и Полина умоляла его, чтобы он не докучал мне. Ее главный аргумент: «Девчонке семнадцать лет». Помню, мне стало жутко обидно от ее слов. Я думала: «Да что это вообще значит? Что я еще настолько глупа, что не пойму?». Тогда я сделала вид, что заинтересована разговором. Леша сказал: «В твои годы Ле Корбюзье спроектировал первый дом». Можете себе представить? В свои семнадцать единственное, что я умела — сносно играть на виолончели и немного калякать акварелью. — Женя хотел возразить, сказать, что Майя талантлива, но она и слова не дала вставить. — Наверное, я запомнила потому, что никогда до этого не встречала человека, который бы так восхищался кем-то. Я слушала Лешу, и мое лицо отражало удивление и восторг, но внутри я вся тряслась, потому что… если бы он задал один вопрос, то я бы разрыдалась. Майя, кем восхищаешься ты? Я до сих пор не знаю… Мне нравится «Щелкунчик» Чайковского, и «Маскарад» Хачатуряна, и «Дон Кихот» Штрауса, но что я люблю по-настоящему сильно?

Майя допила свой напиток и поставила пустой бокал позади себя на барной стойке.

— Думаю, когда нам будет тридцать, то мы тоже будем знать, — сказала Лара.

С надеждой в глазах Майя взглянула на подругу, и в ее лице читался вопрос: «Ты, правда, так считаешь?». Молчание затянулось, и Женя спросил:

— Полина тоже архитектор?

— Она обучает детей игре на фортепиано, — объяснила Майя, и ее глаза забегали по залу в поисках кого-то. Так и не найдя взглядом того, кого искала, она вновь повернулась лицом к бармену и, добродушно улыбаясь, попросила: — Повторите, пожалуйста!

— И еще две! — сказала Лара, показывая два пальца на руке. — Тебе понравится, — обратилась она к Жене. — Это напиток счастья. Я серьезно. Майя знает в этом толк.

Свои напитки они пили медленно, постоянно прерываясь на беседу. За их спинами шумела толпа, но они были в зоне недосягаемости. Женя с наслаждением пил коктейль, который пробовал впервые в жизни сейчас, и удивлялся тому, что совсем не чувствует вкус алкоголя. Майя смеялась, чуть откидываясь на спинку стула, а потом склоняла голову Жене на плечо и закрывала глаза.

Когда заиграла песня «We are young» группы Fun, Майя быстро спрыгнула со стула и потянула Женю за руку танцевать вместе с ней. В эту ночь они, правда, были молоды, и Женя знал, что так будет не всегда, но тогда об этом не думал. Он просто знал, что однажды, много-много лет спустя он будет с трепетом вспоминать Майю с грейпфрутовыми тенями на веках и ее холодные руки на его шее во время звучания «Let it be». Шепотом на ухо ему она напевала слова песни, медленно покачиваясь в цветах заката, попадающего в комнату через огромные окна.

Никогда в жизни Женя не слушал столько музыки, как после знакомства с Майей. Никогда в жизни он не думал, что будет проводить вечера в такой шумной, веселой компании. Никогда в жизни он не танцевал в центре огромной комнаты на глазах у десятков людей. Никогда в жизни он не хотел поцеловать девушку так же сильно, как сейчас.

Без пяти минут полночь Полина раздала всем по бокалу шампанского, которое весело шипело, настраивая на добрый лад. В комнате повисло жуткое молчание: музыка не играла, и никто не разговаривал, будто бы боясь даже дышать.

Эльвира сильно сжала свой бокал, прижимаясь к Косте, как пятилетний ребенок к своей маме. Ее сердце колотилось так сильно, что казалось, будто оно вот-вот выпрыгнет из груди. В горле застрял ком, и она попыталась его проглотить. Последний раз все эти люди в полном составе, не включая Женю, появились в самый ужасный день из ее жизни.

Думая о ком-нибудь из своих хороших друзей, Эльвира в первую очередь вспоминала самое лучшее, что с ними когда-либо происходило. До потери сестры она всегда сначала прокручивала в голове события веселого декабрьского дня далекого две тысячи второго года. Ей было одиннадцать, а Кристине четырнадцать, Катюша была совсем малышкой. Они втроем сидели дома без родителей: пекли имбирное печенье с корицей, точнее пекла Кристина, которая славилась чудесной выпечкой на любой вкус уже в то время, а младшие с интересом наблюдали за ней. За окном валил пушистый снег огромными хлопьями, а Кевин вновь остался один дома, и девочки, как в первый раз, с интересом поглядывали в экран телевизора. Когда теперь Эльвира вспоминала Кристину, чаще всего она видела ее, лежащей в гробу, и никак не могла заставить себя выбросить этот эпизод из головы. «Разве могла та девушка быть моей сестрой? — думала она, переводя взгляд с одного человека в зале на другого. — Неужели, она больше не придет на вечеринку в честь собственного Дня рождения? Неужели ей так и не исполнится двадцать пять?».

— За нашу Кристен! — прокричала Полина, поднимая бокал вверх.

Эльвира резко повернула голову в сторону девушки и, пересилив себя, улыбнулась. Ее бокал неторопливо взмыл ввысь.

— За Кристину! — прошептала она, смотря в потолок.

Не прошло и двух секунд, как вся толпа в унисон кричала: