После этого Кармайн, который сегодня был в форме, объявил:

— Мне нужно уйти, я сегодня на работе не появлюсь.

— А чем мне заняться, сэр? — спросила Хелен.

— Просмотрите всю информацию, полученную от жертв Додо, начиная с Ширли. Может, найдете что-то новое или какую-нибудь общую черту, которую мы упустили. — Расправив мундир с серебряной отделкой, Кармайн провел пальцем по высокому воротничку: — Как я ненавижу этот воротничок! Тебе надо только перечитать, Хелен. Если устанешь, пересмотри свои записи. — И капитан вышел из кабинета.

— Он так шикарно смотрится в форме — у меня просто сердце замирает, — со вздохом сказала Делия.

— Огромное тебе спасибо! — прорычал Кори, встретив Кармайна двумя днями позже.

— Прости?

Кори помахал перед его носом листком бумаги.

— За это! Ты меня обманул. Я думал, ты согласился оставить обсуждение формы тысяча триста тринадцать между нами.

— Что заставило тебя так решить? — с удивлением спросил Кармайн.

— Когда мы говорили с тобой об этой форме в первый раз, я решил, что ты предложил ее оформить, чтобы выяснить отношение к Морти. Я тогда сказал тебе, что у него нет никаких признаков депрессии или суицидальных наклонностей, и отказался подписать форму. В конце концов, вышестоящий полицейский не может оформить ее в обход — должно стоять две подписи, быть два заявления!

— Пока ты не скажешь, Кори, я не смогу понять, к чему ты клонишь.

Тот снова помахал листом бумаги.

— Хотел бы я назвать это благодарственным письмом, — не унимался Кори, дрожа от ярости. — Но увы. Передо мной письменный выговор! — Дальше Кори заговорил голосом судьи Твайтеса, когда тот делал кому-либо презрительные замечания: — Не позволяйте кому-либо еще под вашим командованием кончать жизнь самоубийством, лейтенант Маршалл, слышите меня? На сей раз я ограничиваюсь предупреждением, но в следующий раз на вас обрушится вся мощь закона! — Кори уронил лист. — Выговор! Мне!

— Смерть Морти не может быть предметом для саркастических шуток, особенно когда речь заходит о судье Твайтесе. Внутреннее расследование велось публичным должностным лицом, а потому его результаты совершенно беспристрастны, — заметил Кармайн.

— Ну конечно! — фыркнул Кори.

— Я все еще не понимаю, к чему ты клонишь. Скажи это вслух, не разглагольствуй вокруг да около.

— У тебя и Сильвестри связей больше, чем у любого другого полицейского в Коннектикуте, да и во всех, вместе взятых, штатах. Ты и твой кузен Сильвестри позаботились, чтобы мне сделали выговор. Для этого вам достаточно было снять трубку да сделать несколько звонков.

— Господи, Кори, ты становишься параноиком! Это было расследование по поводу смерти Морти Джонса, а не с целью обвинения тебя или кого-то еще в нерадивом отношении, — ответил ошарашенный Кармайн. — И ты прав насчет формы тысяча триста тринадцать. Она обсуждалась и была отвергнута из-за возникновения несогласий между двумя старшими полицейскими. Комиссию же насторожило твое собственное поведение, Кори. Ты слишком много говорил о своей невиновности.

— Вы с Сильвестри лишили меня шанса на реабилитацию, — перебил его Кори.

— Реабилитацию? — Кармайн ошеломленно на него уставился. — Какое громкое слово! Тебя ни в чем не обвиняют, Кори, и ты не в суде. Но ведешь себя так, словно именно там и находишься. Именно этим ты заработал выговор. Комиссия решила, что дыма без огня не бывает. Ты битых полчаса рассказывал не о Морти Джонсе, а о себе, о возлагаемых на тебя требованиях, о том, какую трудную работу свалили на тебя я и Джон Сильвестри. Все слушаешь жену? Верно? Я уверен, что Морин нет равной в быту, но она ничего не знает о правилах полицейского делопроизводства. И стоит ей залезть не в свое дело, как ты оказываешься… Сам знаешь где. А с тех пор как ты стал лейтенантом, Кор, ее нашептывания стали еще хуже. Гораздо хуже! Подобно той идее, что я предпочитаю тебе Эйба Голдберга, — я просто слышу, как она тебе это говорит.

— Не втягивай сюда мою жену, — огрызнулся Кори. — Кто бы говорил. По слухам, твоя жена вообще не в себе. Не сваливай с больной головы на здоровую.

— Моя жена сейчас больна, — ответил Кармайн, стараясь держать себя в руках, — но она не пытается лезть в мои рабочие дела. Я не могу того же сказать о Морин. И если это вижу я, то видят и все остальные, включая кузена Сильвестри. Скажи ей, чтобы не лезла не в свое дело.

— Она полностью разделяет мои взгляды, — продолжал упорствовать Кори.

«Гиблое дело!» — подумал Кармайн.

— Ты заслужил выговор, — сказал он вслух. — Морти нужна была помощь, а ты отказывался это видеть. И я знаю почему. По той же причине, по какой отказываешься писать нормальные отчеты, — нужно приложить слишком много усилий. Никто тебя не разжаловал. Выговор войдет в твое дело, стыдно, конечно, но повлиять он может только на твое дальнейшее продвижение…

«Вот оно. Черт. Кармайн, какой же ты дурак! У Морин были планы относительно его продвижения, а значит — прочь из Холломена и полиции Холломена. Теперь такое невозможно. Кори разрушил ее планы. Не я. Не Сильвестри. Кори. Она все прекрасно знала, но дала неправильный совет — выступить с оправдательной речью перед комиссией».

— Если ты хотел остаться чистеньким, Кори, то в неудаче стоит обвинить себя. Скажи Морин, что никто не совершенен.

В ответ на это Кори ничего не сказал, но спросил:

— Зачем ты здесь, Кармайн?

— Я пришел узнать, почему ты не нашел применения двум очень опытным и умным детективам — Делии Карстерс и Нику Джефферсону, — сказал Кармайн. — Они были направлены к тебе два дня назад, а ты даже не удосужился с ними пообщаться. Не говоря уж о поручениях. Что происходит?

— Я не виделся с ними и не использовал их в работе, — ответил Кори, изображая негодование. — Они появились без всякого предупреждения, у меня не было никакого письменного указания от тебя, никакого сообщения, даже телефонного звонка. Согласно капитану Васкесу, — Кори поднял увесистую инструкцию, — мне могут предъявить иск, если кого-нибудь из них вдруг ранят на работе. К чему мы идем?

— Поражен, что ты читаешь подобную скукоту, — ответил Кармайн. — Можешь рассказать Морин, что сущим наказанием для капитана является огромная куча бумажной работы, от которой нельзя отказаться и которую нельзя отложить, плюс устрашающее количество совершенно бесполезных конференций и встреч. А если звания капитана удостаиваешься в департаменте полиции Холломена, то награждаешься мундиром, воротничок от которого хуже гильотины. В связи с массой текущих обязанностей, имеющих мало общего с работой детектива, я пропустил тот пункт, который ты упомянул в связи с Карстерс и Джефферсоном. Между тем на канцелярском языке они обозначаются как мужчины. Теперь они твои мужчины, лейтенант; распоряжайся ими по своему усмотрению.

— Карстерс — женщина! — протестующее воскликнул Кори.