— Что?

— То, что ты сказала. Ты просто дваждыповторила одно и то же.

— Я тебя убью.

— Это очень просто, — поднял онголову, — если убьешь себя, убьешь меня. Самоубийство — самый страшныйгрех. Хреновый Хранитель, допустивший до этого.

— Ты из милиции. Нет… зачем бы им врать?Значит, кто-то из этих… Если бы ты просто сказал, я смогла бы…

— Ну вот, — перебил он меня,поднимаясь и надевая плащ. — Спокойной ночи. Дверь запри как следует. Ноособо не бойся.

— А картина? Ты знаешь про картину?

— Здесь ты в безопасности. И не забывай,я рядом.

— Выпендрежник, — не выдержалая. — Нет бы правду сказал. Или тебе нельзя?

— Конечно, нельзя. Успокойся и не мучайменя глупостями.

Он наклонился, чмокнул меня в нос и вышел изквартиры. Через несколько секунд я услышала, как хлопнула подъездная дверь. Япоспешно вернулась в комнату. Анна сидела в кресле, разглядывая обои на стененапротив, больше там ничего не было.

— Как думаешь, он из милиции? —начала я приставать к ней за неимением Михаила.

— Чепухи-то не болтай. Психов в ментовкуне берут. В диспансер за справкой гоняют.

— По-твоему, он псих? — испугаласья.

— Конечно, если, будучи ментом, выдаетсебя за Ангела. Оттого и говорю, не болтай чепухи.

— Значит, он не чокнутый?

— Я не психиатр.

— О господи, ты можешь сказать попросту,что думаешь обо всем этом?

— То же, что и раньше. В этом мире можетбыть все. Почему бы не быть Ангелу.

— Есть какая-то секта, — не обращаявнимания на ее слова, быстро заговорила я. — Они верят в Пятое Евангелие,что-то затевают. Но есть и другие люди, которые пытаются им противостоять. Онипочему-то держат свою миссию в тайне. Возможно, это даже связано соспецслужбами. Михаил из их числа. Он не может рассказать правду, но… Чего тымолчишь? — недовольно спросила я.

— Что ты сейчас делаешь? — вздохнулаАнна. — Создаешь реальность, которая тебе понятна и оттого удобна.Реальность воображаема, а воображение реально.

— А что мне еще делать? Поверить в то,что он сошел с небес? — взорвалась я.

— Допустить, что он псих или шарлатан, тыне хочешь?

— Когда он подошел ко мне и положил руку…— Я зажмурилась, вспомнив это ощущение.

— Что ты почувствовала? — спросилаАнна. — Тепло? Видела золотой луч?

— Ты тоже видела? — воскликнула я.

— Нет, но предположить такое нетрудно.Ульяна, скажи на милость, ты что, никогда не слышала, к примеру, о медитации?

— Это что-то из психологии?

— Это что-то из психологии, —кивнула Анна с грустным видом. — Между прочим, кассеты на каждом углупродают, тебе приятным голосом шепчут: «Представьте, что вас окутывает голубоепламя…».

— Значит, все-таки обманщик? —испугалась я. — Но я не верю, что человек с такой улыбкой…

— Понятно. Успокойся, Ульяна. Он тот, кемты его вообразишь. Ты хочешь, чтобы он был Ангелом, и он им будет. По крайнеймере для тебя. И никто не убедит тебя в обратном.

— Я хочу понять…

— Пожалуй, я тоже пойду домой, —вздохнула Анна.

— Почему? — испугалась я.

— Ты в состоянии говорить только о нем, асведений о нем больше не станет, значит, будем ходить по кругу. Совершеннобесполезное занятие.

Под моим возмущенным взглядом она оделась ипокинула квартиру. Я включила компьютер и некоторое время честно пыталасьработать, но вскоре поняла всю бесперспективность своей затеи, перебралась вкресло и задумалась. Разумеется, все мои мысли занимал Михаил, тут Аннасовершенно права. Я пыталась представить, кто он на самом деле. Думать о немкак о каком-то сектанте не хотелось. Остаются спецслужбы, они заинтересовалисьпроисходящим и… довольно странно в этом случае морочить мне голову всякимиглупостями.

Так ничего не придумав, я легла спать. Как нистранно, уснула я почти мгновенно и сны видела счастливые, потому чтопроснулась в предвкушении чуда. Даже цыганку вспомнила. Что, если он тот самый…Я призвала себя к порядку и решила попробовать узнать побольше о Хранителях, ихврагах или соперниках, то есть хоть немного приблизиться к разгадкемногочисленных тайн. Для этого необходимо отправиться в библиотеку иознакомиться с источниками, из которых Платонов черпал свои знания.

Возле двери я вспомнила присказку, которой вдетстве научила меня бабушка, и прошептала:

— «Ангел мой, идем со мной, ты впереди, яза тобой».

Выйдя из подъезда, я увидела Михаила. Он сиделна детских качелях и радостно мне улыбался.

— Привет, — сказал он и помахалрукой.

День обещал быть теплым, и он сменил кожаныйплащ на серую ветровку, вместо кожаных штанов — джинсы, вместо сапог —кроссовки. Я направилась к нему, он поднялся, уступая мне место на качелях.Когда я устроилась на них, он начал потихоньку их раскачивать.

— Пойдешь в библиотеку? — спросил онвесело.

— Откуда ты знаешь? — нахмурилась я.

— Я спрашиваю. Так пойдешь или нет?

— Пойду. Хотя, если бы ты рассказал мне…

— Нельзя, — грустно покачал онголовой. — Я же говорил, есть определенные правила.

— Ну и молчи, а еще лучше убирайсяотсюда.

— Не могу. И не хочу. — Тут онрасстегнул ветровку и со счастливой улыбкой произнес:

— Как тебе?

Сначала я не поняла, но потом увидела, что нанем рубашка в горошек, темно-коричневая в черный горох. На любом другом этовыглядело бы верхом безвкусицы, а ему шло необыкновенно.

— Здорово, — восхитилась я.

— Тебе правда нравится?

— Очень.

— Я рад, — кивнул он, потомприслонился к качельному столбу и с блаженным видом потерся об него спиной.

— Что ты делаешь? — не удержалась я.

— Крылья чешутся, — ответил онзадумчиво, а я рявкнула:

— Прекрати немедленно.