Тайная вечеря - Хавьер Сьерра

Еве, которая осветила путь

этого мореплавателя,

всегда ожидая его возвращения

на ступенях храма

Никто ничего не заметил.

Ни один торговец, меняла или монах в окрестностях собора Святого Франциска не обратил внимания на этого нескладного и плохо одетого субъекта, который буквально вбежал в храм.

В канун праздника, рыночный день, миланцы спешили запастись всем необходимым для приближающихся дней траура, поэтому не было ничего удивительного в том, что бродяга остался незамеченным.

Впрочем, эти невежды опять все перепугали. Вошедший в собор нищий был вовсе не случайным человеком.

Не переводя дух, человек в поношенной одежде торопливо прошел к алтарю между двумя рядами деревянных скамей вдоль главного нефа. В церкви не было ни души. Тем лучше. Наконец он получил позволение увидеть картину «Мадонна в гроте». Ее истинное название — «Богородица»[1]— в Милане было известно лишь немногим.

Он осторожно приблизился к картине и нерешительно протянул вперед руку, как будто желая навечно воссоединиться с этим божественным изображением. Сердце забилось чаще. Но, присмотревшись к знаменитому произведению повнимательнее, он заметил нечто странное. От нахлынувшего ужаса у паломника закружилась голова. Кто-то подменил «Богородицу»!

— Сомневаешься?

Бродяга не шелохнулся. Услыхав позади себя глухой суровый голос, он оцепенел. Он не слышал скрипа отворившейся двери и даже представить не мог, сколько времени за ним наблюдали.

— Вижу, ты такой же, как и другие, — продолжал тихо звучать голос. — Остается загадкой, почему еретики повалили в Божий храм. Вас манит его свет, но вы не в состоянии его принять.

Сердце бешено колотилось. Мнимый нищий знал, что его час пробил. Он был ошеломлен и взбешен одновременно. Его обманули. Он рисковал жизнью ради того, чтобы преклонить колени перед подделкой.

— Этого не может быть... — прошептал он.

Неизвестный за спиной расхохотался:

— Это нетрудно понять. Ты испытаешь благодать познания прежде, чем отправишься в ад. Разве ты еще не понял, что Леонардо вас предал?

Предал?

Возможно ли, чтобы маэстро Леонардо отвернулся от своих братьев?

Паломник насторожился, услышав за спиной скрежет вынимаемой из ножен сабли.

— Вы и меня решили прикончить?

— Прорицатель не пощадит никого.

— Прорицатель?..

План монастыря и церкви Санта Мария делле Грацие в Милане в настоящее время:

1 — галерея;

2 — трапезная;

3 — «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи.

Биографические сведения о действующих лицах этого романа приведены в конце файла.

В Средние века и в эпоху Возрождения Европа еще сохраняла способность понимать древние символы и их изображения. Люди знали, когда и как следует интерпретировать шпиль башни, деталь картины или знак у дороги, хотя лишь немногие из них умели читать и писать.

В век Просвещения эта способность к интерпретации была утрачена, а с ней и большая часть богатств, завещанных предками.

Эта книга собирает воедино многие из этих символов в том виде, в котором они задумывались, чтобы вернуть утерянную способность их понимать и черпать из этой сокровищницы знания.

Я не помню загадки более сложной и зловещей, чем та, которую мне пришлось разгадывать в самом начале 1497 года, когда все папские государства наблюдали за тем, как герцогство Лодовико иль Моро содрогается от скорби.

Мир тогда представлялся враждебным и ненадежным — местом, где на каждом шагу подстерегал ад зыбучих песков, и казалось, что пятнадцать веков культуры и веры не устоят перед лавиной новых идей, пришедших с Востока. Вдруг выяснилось, что Греция с ее Платоном, Египет с Клеопатрой или диковинные нравы Китая, который посетил и исследовал Марко Поло, заслуживают большего одобрения, чем собственная библейская история.

Это были дни агонии христианства. На последнем конклаве папскую тиару бесстыдно продали испанскому дьяволу, получившему имя Александр VI. Наших монархов ослепил блеск язычников, они готовы были пасть ниц перед лавиной вооруженных до зубов турок, которые ожидали удобного момента, чтобы вторгнуться в Восточное Средиземноморье и обратить нас всех в ислам. Можно смело утверждать, что никогда прежде, за почти пятнадцать веков существования нашей веры, ей не угрожала такая опасность.

В этой гуще событий находился и раб Божий, автор этого повествования. Мир вступал в век перемен, в эпоху, когда его границы расширялись день ото дня, и от нас требовались невероятные усилия, чтобы привыкнуть к этим изменениям. Казалось, что с каждым днем Земля становится все больше и больше, постоянно расширяя наши географические познания. Мы, священники, предчувствовали, что вскоре уже не сможем проповедовать истину миру, населенному миллионами душ, никогда не слыхавших о Христе, а наиболее скептически настроенные из нас предрекали скорое и неминуемое наступление хаоса, который несли в Европу новые орды язычников.

И все же это были волнующие годы. Годы, которые я, будучи глубоким старцем в изгнании, медленно пожирающем мое тело и рассудок, вспоминаю с некоторой долей ностальгии. Руки мне уже почти не повинуются, зрение слабеет, ослепительное солнце Южного Египта путает мои мысли, и только в предрассветные часы мне удается привести их в порядок и наконец задуматься над силой судьбы, забросившей меня так далеко. Судьбы, к которой ни Платон, ни Александр VI, ни язычники не имеют ни малейшего отношения.

Впрочем, не буду опережать события.

Достаточно сказать, что сейчас, в самом конце, я один. Когда-то к моим услугам были секретари, а сейчас не остаюсь никого. За мной ухаживает, удовлетворяя мои самые элементарные потребности, лишь Абдул, юноша, который не говорит на моем языке и считает меня эксцентричным старцем, избравшим его страну местом кончины. Я влачу уединенное существование в древнем склепе, выдолбленном в скале. Вокруг меня лишь пыль, песок, да еще скорпионы. Мои ноги почти полностью парализованы. Каждый день верный Абдул взбирается в мою келью и приносит пресную лепешку и что-нибудь еще, чем его семья может со мной поделиться. Он напоминает мне ворона, носившего в течение шестидесяти лет в клюве хлеб Павлу Пустыннику (тот умер в возрасте более ста лет в этих местах). Абдул, в отличие от этой замечательной птицы, улыбается, когда вручает мне еду, не зная, чем еще помочь. Этого достаточно. Для того, кто так много грешил, любое внимание — это неожиданный дар Создателя.