— А что ты можешь?

— Очень многое. Хранить тебя от зла. Злобывает самое разное. Впрочем, тебе это должно быть известно.

— Но ты ведь не считаешь, что я могуповерить… бред какой-то…

— Я не бред. Можешь меняпотрогать. — Он взял мою руку. — Видишь, я вполне материален. —Он говорил так, точно этим очень гордился.

— Разумеется, ты материален. И никакой тыне Ангел.

— А кто? — забеспокоился он.

— Чокнутый. Или еще хуже: притворщик,враль, человек, который хочет заморочить мне голову. — Он пожал плечами изагрустил. — Чего ты молчишь? — испугалась я.

— Если человек не желает верить, он неверит. Хотя это обидно. Вы верите во всякую чепуху, а в разумные вещи нет.

— В какую чепуху, по-твоему, я верю,?

— Ну, к примеру, в микробы ты веришь?

— Микробы — научный факт.

— Да? А ты их видела когда-нибудь? Невидела. И никто не видел. Один умник их придумал, убедил еще несколькихумников, и все, дело в шляпе. И вы в них верите. А в Ангелов — нет. Хотя ихвидели многие. А я так вообще сижу перед тобой.

— Тогда покажи крылья.

— Господи, — поморщился он. —Какой примитив. Ты всерьез хочешь, чтобы я таскался с крыльями, приводя собак взамешательство? У тебя мобильный в кармане, и тебя не удивляет, что ты можешьговорить хоть с Америкой, хоть с Иудеей. Для того, чтобы быть Ангелом, мне ненужны крылья, то есть к парадному мундиру я их надеваю, но чтоб каждый день…Они весят килограммов сорок, их таскать замучаешься. Ты поможешь мнеобзавестись гардеробом? — заинтересованно спросил он. — Я бы хотелкупить рубашку в горошек. Видел на одном типе…

— Заткнись, — сказала я, он тут жезамолчал, а я обратилась к Анне:

— Что с ним делать?

— Это твой Ангел, ты и думай, —усмехнулась она.

Я вздохнула, призывая себя к терпению испокойствию.

— Ты сказал, что ситуация изменилась, ипоэтому ты здесь. Так?

— Так, — важно кивнул он.

— Что ты имел в виду?

— Ты в опасности. В большой опасности.Тебе нужна помощь.

— Ну так помоги. Объясни, что происходит?

— Ничего нового, — удивилсяон. — Зло пытается победить добро. Глупость несусветная, но они все равнопытаются, такая уж у них натура.

— Если глупость, может, и волноваться нестоит? — усомнилась я.

— Ты слышала о таком понятии, какдвижение? Ну так вот, противоборство — необходимое условие движения, то естьразвития.

— Если я правильно поняла, подала голосАнна, — победить зло также невозможно?

— А зачем? — удивился он. Мывздохнули. — Если они найдут Евангелие, — пожал он плечами, —то, во что люди верили две тысячи лет, будет поколеблено.

— Ты хочешь сказать, что Христос на самомделе…

— Оставь его в покое, дело совершенно нев нем. Перед тем как удавиться, Иуда изложил кое-какие соображения по поводубожественного провидения. Мысли спорные, но… он ведь по-своему был гений.

— Глава из Евангелия — это последняяглава?

— А из-за чего такой сыр-бор?

— Почему бы тогда ее не уничтожить?

— Ничего ты не понимаешь, — покачалон головой.

— Ах да. Это повод для движения, то естьразвития.

— На этот раз они подошли слишком близко…

— И он, — я взглянула напотолок, — решил, что доверять такое дело людям…

— Ничего подобного. О недоверии и речинет. Просто мы уравниваем силы. Им помогает Азазель, а тебе помогу я. Всечестно.

— Но… я думала, меня выбрал Азазель.Разве нет?

— Само собой. Но он здорово лопухнулся.Ты оказалась совершенно неподходящей кандидатурой для его планов.

— Чем дальше, тем понятнее, —усмехнулась я.

— А никто и не обещал все преподнести наблюдечке, — порадовал меня Михаил.

— И что нам делать?

— Следовать предназначению.

— А попонятней нельзя?

— Ищите Пятое Евангелие.

— Мы вроде подсадных уток, — сусмешкой заметила Анна. — Будем искать Евангелие и поднимем всю муть содна, а этот будет ловить рыбку. Неизвестно какую. И спрашивать бесполезно. Всеравно не скажет.

Ангел мило улыбнулся, подтверждая правоту ееслов.

— Отвечай сейчас же, — кинулась я нанего. — Кто тебя послал? Хранители?

— Как некрасиво ты себя ведешь, —поморщился он. — Помни главное: я на твоей стороне. Всегда. При любыхобстоятельствах.

— Это ты писал мне письма? Ты — Азазель?

— Это совершенно невозможно. Он хочеттебе зла, а я — добра.

— И я буду активно развиваться, —съязвила я.

— Конечно, но есть одна деталь. Я тебялюблю, — заявил он с самым серьезным видом. Никто никогда так непроизносил этих слов, обращаясь ко мне. — Я тебя люблю, — повторил онсовершенно серьезно. — У вас бы сказали — больше всего на свете. На самомделе гораздо больше, потому что ты — это я. Растолковать это трудно, так чтоповерь на слово. Я часть твоей души, та, которая бессмертна. Хотя мой учительпришел бы в ужас от такой формулировки, но в целом это близко к истине.

Он сделал шаг, положил руку мне на грудь, там,где билось сердце, и сказал тихо:

— Я с тобой.

И случилось странное. Сначала я почувствовала,как меня наполняет тепло. Нас охватило золотое сияние. Сияние исходило нетолько от его руки, но и от меня. Я чувствовала его, я его видела. Михаилулыбнулся и провел ладонью по моему лицу. Я точно очнулась.

— А теперь, если не возражаешь, я уйду.

Он отправился в прихожую, натянул сапоги и,присев, начал застегивать многочисленные ремешки, а я устроилась напротив,глядя на него во все глаза.

— Миша, — позвала я.

— А-а, — откликнулся он.

— Чего ты дурака валяешь. Охотадурачиться, в самом деле?

— Это одно и то же.