опоздал, правда опоздал.

– Мы много часов проторчали в Японии.

– По-моему, у меня часы встали. Ну да – видите? – встали, господин сержант.

– Мы даже не знаем, в каком мы сейчас городе.

– И в какой провинции.

– Да мы даже не в курсе, что такое «провинция».

Взвод ждал: всем хотелось посмотреть, как эти трое выдержат устроенный им допрос. Похоже, у них вылетели из головы все наставления, каких только ни давали им Джоллет и Флэтт. Однако парни продолжали в том же духе, и их ответы не проясняли решительно ничего.

– Слушайте сюда.

– Есть, господин сержант.

– На данный момент мы – разведывательный взвод «Эхо» в составе роты «Дельта» – стоим в Каофуке. Мы находимся в юго-западном углу южновьетнамского уезда Кути – уезда, не провинции. Слыхали про Железный треугольник[67]? Так вот, мы не в Железном треугольнике, мы к юго-западу оттуда, в дружественной зоне. Мы обеспечиваем в этом районе безопасность работы посадочной зоны на вершине горы – нам не разрешается называть её «базой» из соображений военного протокола.

«Эхо» стоит тут, внизу, остальная рота – там, наверху. Вам ведь прочитали уже эту проповедь – ну, насчёт «не быть флажком на карте», вот это вот всё? Так вот, здесь у нас именно что флажок на карте. Мы не зовём его «базой», но это именно что постоянная база, и у нас действует два типа постоянных разведывательных патрулей. Обходим по периметру, затем прямо по склону – или же по склону, затем по периметру.

Условия тут внизу не ахти какие. На четырнадцать парней у нас три лейки, но ни одного химического туалета. Так что копаем в лесу сами себе кайбо и держим свои произведения в хорошо прикрытом виде. Неохота дышать вашей вонью. Столовой у нас тоже нет, тут, внизу, только сухпай. Столовая – наверху, на горе: два горячих блюда в день, одно из них посменно, в смысле, один приём пищи, это вы уже с ребятами договоритесь, какая там у вас будет очередь, и, если до моих ушей долетит нытьё, дескать, людям горячего не досталось, и придётся мне составлять сложный график, я буду в бешенстве и уж тогда постараюсь устроить вам тут адок. Если отнесётесь ко мне с пониманием, так и я вас пойму, такая вот тут система. Не нарушайте дисциплину, содержите себя в порядке, так и не почувствуете, что я здесь есть. Вопросы? Нет вопросов. Вот и славно. Так. По всему этому театру есть подразделения, в открытую поднявшие бунт против своих офицеров. Наше – не из таких. Я здесь, чтобы выполнять приказы лейтенанта Перри и следить за тем, чтобы вы делали то же самое. Уяснили?

– Так точно, господин сержант.

– Так-то я отходчивый, но про адок – это я серьёзно.

– Так точно, господин сержант.

– Ну что, рядовой Эванс, рядовой Хьюстон, рядовой Фишер. Вы только что прослушали приветственную речь. Есть какие-нибудь вопросы по сути? Нет? Можете обращаться ко мне с вопросами в любое время.

– А что такое «лейка»?

– Лейка? Ну… лейка. Душ видел когда-нибудь? Вот и представь, где у него лейка. Ещё вопросы есть?

– А что такое «кайбо»?

– Это очко, в которое ты срать ходишь, рядовой. Филиппинское слово, по-моему.

– Господин сержант, нам бы вздремнуть.

– Добро. Марш на боковую! Хочу, чтобы ваши тушки фунциклировали по штатовскому расписанию, потому что по ночам вы будете нужны мне на ногах. Будете ходить в ночные дежурства. Располагайтесь в бункере номер четыре. Если хотите повесить себе на дереве гамак – без проблем. Гуков тут поблизости не бывает. Насчёт гамаков и оружия обращайтесь к капралу Эймсу.

Никакого капрала Эймса они не нашли. В их новом жилище, крытом брезентом бункере из мешков с песком, где пахло прелыми носками и репеллентом от насекомых, обнаружилось четыре раскладушки – три из них ещё не были завалены барахлом. Эванс смахнул с одной засохшую грязь, сел и объявил:

– Ещё всего лишь триста шестьдесят четыре дня этой шняги.

Едва они разместились, в дверях возник их приятель Флэтт:

– Добро пожаловать на Третью мировую войну! Эй, прошу меня простить за то недоразумение с петардами. Давайте завалимся в «Фиолетовый бар», я вам проставлю.

– «Фиолетовый бар»?

– Если он фиолетовый, тогда я не пойду.

– Боишься упиться до фиолетовых чертей?

– Да не боюсь я. Устал, – признался рядовой Хьюстон.

– Лады. Но по бутылке я вам должен. – Флэтт показал им на прощание средний палец и удалился.

Долговязый Фишер, центральный нападающий школьной баскетбольной команды, потёрся взад-вперёд макушкой о пластиковый потолок.

– Неплохо, – сообщил он.

Они лежали без движения каждый на своей раскладушке. Через время Хьюстон и Эванс разговорились о том, где бы достать «кока-колы». От движения новобранцев удерживало переполняющее их чувство смущения и неловкости. Но заснуть не получилось – они услышали на улице голос Флэтта и последовали за ним в «Фиолетовый бар».

Дорога, грубо проложенная бульдозерами и изрытая колёсами вездеходов, была такая ухабистая, что идти по ней было невозможно. Пришлось держаться ближе к обочине. Мимо них проехал и бибикнул какой-то джип с площадки на вершине горы.

– Не машите, не машите им руками, – произнёс Флэтт. – Они никогда не тормозят.

Машина выпустила облако выхлопных газов, и он пнул её по бамперу.

Многих из жителей Каофука, которых сочли ненадёжными, рассадили в один прекрасный день по грузовикам и увезли бог знает куда. Рисовые чеки захирели, а гербициды превратили голые поля в подобие пустынного пейзажа. Теперь селение представляло собой полуразваленный и беспорядочный лагерь для перемещённых «дружественно настроенных» вьетнамцев: со стороны южного присёлка над ним господствовал храм Новой Звезды, а с севера – «Фиолетовый бар».

– Вы тут, снаружи подождите, – сказал Флэтт, когда они добрались до бара.

– Какого хрена?

– Да это я так, по приколу!

У сержанта возникли какие-то дела на вершине горы, и потому здесь собралась половина взвода. Все сели вокруг двух сдвинутых вместе столиков. По расчётным дням здесь бывало немало женщин, сегодня же – только одна, в чёрных туфлях на высоком каблуке и с красным педикюром; одета она была в брюки и рубашку и сидела у столика с газетой. «Четыре пива, солнышко», – попросил Флэтт, а она ответила: «Я тебе не рабыня!», и папа-сан, который почти всегда был тут же в баре, сам принёс им бутылки из морозильника, набитого кусочками жёлто-коричневого льда. Прежде чем вскрыть своё пиво, Флэтт до краёв налил в стакан йодированной воды из фляги, и другие последовали его примеру, обрызгав солому у себя под ногами. Через дверной проём за ними