спросил:

– Хочешь, я тебя повалю?

– Нет.

– Ну так нехрен тогда нависать так высоко и вообще стоять над душой. У тебя какой рост?

– Такой, какой надо.

– Достаточный, чтобы тебя повалить, – сказал мужчина, главным образом обращаясь ко всем остальным. Одет он был в джинсы и полосатую рубашку. Низкий, коренастый, круглоголовый. – Так какой рост?

– Не знаю.

– Сколько футов и дюймов, янки?

– Шесть футов пять дюймов.

– Ни хрена себе ты длинный.

– Ты меня не повалишь, – сказал Фишер.

– Да он просто так, по-дружески, – встрял Джеймс.

– А я просто говорю, что́ думаю, – ответил Фишер, – насчёт того, что он меня повалит.

– Я смотрю, у тебя, приятель, пивные мышцы заиграли.

– Да я просто факт констатирую.

– О да, у него прям целый слой пивных мышц по всему телу.

– Да ты кто такой вообще?

– Я Уолш с австралийского торгового судна. Сто двадцать шесть фунтов чистого веса и сто пятьдесят два сантиметра роста, и я вас всех одного за другим поколочу – а может, и всех вчетвером зараз. Давайте начнём с самого крутого. Кто тут круче всех? Вперёд. Ты самый крутой?

– Вряд ли, – пробормотал Джеймс.

– Тебе лучше со мной не связываться, даже если ты самый крутой из крутых, – заявил австралиец. Потом обратился к Фишеру: – Ну а ты, дылда? Думаешь, просто возьмёшь и зашвырнёшь меня на крышу, да, дылда?

– Да ты просто доёбистый мелкий говнюк, но так и быть, на крышу-то я тебя зашвырну, – посмеиваясь, сказал Фишер.

Коротышка Уолш пришёл в ярость.

– Зашвырнёшь меня на крышу? Пойдём выйдем. Пойдём выйдем! Ну-ка зашвырни меня на крышу, давай, ну-ка пошли на улицу.

Он развернулся и направился к дверям. Фишер, несколько растерявшись, пошёл вслед за ним.

– Ой, ин – сказал он, – сейчас этот боевой недомерок меня отмутузит.

Хьюстон и Эванс тоже встали и пошли. Перед входом, на грязной улице в отсутствие каких-либо источников света, кроме того, что проникал через дверной проём, Уолш готовился к бою: вращал плечами, разминал руки, выгибался назад, наклонялся вперёд, касался ладонями земли.

– Давай!

Фишер сгорбился и протянул руки, словно собирался поднять ребёнка. Его соперник отклонился влево, вправо, мотнул головой, дёрнул вниз левым плечом в ложном выпаде, выбросил вперёд правую руку и, кажется, кинул горсть земли Фишеру в глаза. Фишер выпрямился, заморгал, зажмурился, разинул рот. Австралиец пнул его в пах, оббежал со спины и дважды лягнул Фишера подошвой – стремительно, сначала в коленный сгиб, а затем по хребту, – и здоровяк опрокинулся наземь лицом вниз, обхватив ладонями промежность.

Австралиец склонился над ним и крикнул:

– Вставай, чмо ленивое!

К этому времени французские моряки со своими девушками тоже вышли посмотреть, но всё уже было кончено.

Уолш помог Фишеру подняться на ноги. Джеймс и Эванс протянули руки.

– Давай, шевелись, шевелись. Хватит с нас этих выкрутасов, пришло время нам, ребята, бахнуть по хорошей кружечке светлого пива.

Внутри он подсел к молодым людям за столик, водрузив свою толстую шлюху к себе на колени.

– Не дерись с коротышкой. Никогда не дерись с коротышкой. Мы существуем среди вас, великанов, потому что мы выжили, а выжили мы потому, что круче самого Господа Бога. Короче, ладно! Пива всем! Боже мой! – внезапно воскликнул он. – Чую запах весенней листвы! Ну-ка, кто у нас тут лиственник? – Он оглядел их непроницаемые лица. – Что, никому из вас ещё не доводилось перепихнуться? Ну, это ничего. Пиво с меня, ребята. Я на вас быканул, позорным образом вас подставил, так что я ублюдок самой низшей пробы. Но, боже мой, я вешу всего-то сто двадцать шесть фунтов. А уж хозяйство у меня не крупнее, чем у колибри. Верно, милая? Крохотное-крохотное.

Его подруга сказала:

– Я люблю, когда крохотное. Не люблю большой челен.

Их окружили девушки. Одна села Фишеру на колени. Другая встала за стулом Джеймса и поигрывала его ухом. Она склонилась и прошептала:

– Пошли потрахаемся!

Та, что сидела на коленях у Фишера, сказала ему:

– Я люблю большой челен.

Её дзори болтались, держась на пальцах над полом. У девушки было смешное лицо. Огромные косые скулы. Она походила на эльфа. Фишер велел ей:

– Слезь с меня. Ты мне яйца придавила. Я тебя не хочу.

– Мой рост – пятьдесят девять и три четверти дюйма. При таком росте выживание – моя главнейшая забота. Мне приходится быть агрессивным. – Уолш пихнул свою женщину в огузок и продолжал: – А подать сюда пива для каждого из этих бравых парней из американской армии! Видели, бравые парни, вывеску над входом? С год назад это местечко называлось «У Лу», там висела большая реклама «Кока-Колы», на которой было написано «У Лу», а на маленькой вывеске у дверей говорилось «Шоу-кабаре в любое время». Но как-то ночью один пьяный оззи с торгового судна долбанул по вывеске рубящим ударом каратиста, и вывеска сломалась. Это был я. Да! Это я подарил этому заведению его знаменитое имя. Ну а ты откуда родом, дылда?

– Из Питтсбурга. Жаль, что я сейчас не там.

– А ты бойкий, парень из Питтсбурга. Вот тебе моя рука в знак дружбы. Никогда не дерись с коротышкой. Он поднаторел в том, как вас заваливать. Я обошёл весь мир на разных судах и поднаторел в том, как приходить домой с победой. Во мне сто пятьдесят два сантиметра росту, и больше мне уже не вырасти. Так что шоу-кабаре тоже с меня.

Джеймс попробовал потанцевать со своей женщиной. Она тесно прижалась к нему, мягкая и горячая, волосы у неё были жёсткие, а пахла она детской присыпкой. Когда он спросил, как её зовут, она прошептала своими развязно-сочными губами: «Я придумаю имя специально для тебя». Ритм был зажигательный, но они танцевали медленный танец в рубиновом свете проигрывателя. Уолш заплатил за пиво. Они орали песни с французскими моряками, один из которых плясал на столе в трусах, а остальные потрясали пивными кружками и брызгали на него пеной. Уолш боролся на руках со всем столиком и уложил всех до единого. Он заплатил и за шоу-кабаре, но пришлось отстегнуть два доллара сверх цены мужику в полосатом костюме гангстера, как он сказал, «за музыкальный ящик». Они пошли в спальню в заднем конце здания, сели на пол, потом вошла женщина, захлопнула дверь, сняла через голову платье, не вынимая изо рта сигареты, и встала перед ними голая в одних красных туфлях на высоком каблуке, выдыхая клубы дыма.

– Как, как, КАК тебя зовут? – выкрикнул Эванс.

И она ответила:

– Меня зовут Мадонна.

За стеной, в баре проигрыватель опять завёл