– Это мог быть любой другой ворон, а вовсе не наш подсудимый, – отмахнулся судья. – Вероятно, Лара Лихт навела на старика чары, заставляя его думать, что он был вороном.

– Ваша честь, и для чего же мне это делать?

Судья словно вышел из забытья и вытаращился на Лару.

– Подсудимая, здесь не ты задаёшь вопросы, а мы.

– Но ведь это вы взялись вершить мою судьбу, так отвечайте за свои слова, – строго сказала Лара. – Прошу простить моё любопытство, ваша честь, но мне интересно понять ход ваших мыслей, потому что пока я не вижу в нём логики. Зачем мне убеждать Крэха Мецгера, что он был вороном, и отправляться с ним к его семье, рискуя свободой?

Судья онемел, дознаватель заулыбался, а обвинитель возмущённо вскричал:

– Затем, что ты хитрая ведьма! Но нас тебе не одурачить!

– Какой мне от этого прок? Неужели не ясно, что совершить такой глупый поступок можно только из чистого бескорыстия? – настаивала Лара.

– Подсудимая, подобными речами ты лишь усугубляешь свою вину, – предупредил дознаватель. – Я-то готов поверить в женский ум, но мои коллеги скорее решат, что тебе помогает дьявол, чем признают твои мыслительные способности.

– А ещё, – горячо добавил обвинитель, – она наверняка заставила Мецгера лгать о том, что старуха принимала её облик!

– О том, что бабушка принимала мой облик, я узнала лишь на допросе из слов Крэха, – заспорила Лара, стараясь не сорваться на крик. – Как я могла просить Крэха сказать то, чего я не знала?

– Так докажи, что ты не знала!

– Да как такое можно доказать?!

– Ведьма! Ведьма! – твердили сзади.

– Вы ошибаетесь! Я не ведьма, клянусь! Я не знаю ни одного заклинания, и вообще у меня память дырявая – вы же сами видели…

– Разве тебе не помогал твой черноволосый любовник? – улыбнулся канцлер.

Лара сделала глубокий вдох, чтобы не взорваться.

– В тот день, когда вы беседовали с черноволосым юношей, меня не было дома, вам открыла моя бабушка…

Внезапно Йорг Хольдт направился к ней.

– У блондинки, открывшей мне дверь, был поранен лоб. – Когда канцлер коснулся её волос и отодвинул их в сторону, Лара поёжилась. – Вот, у тебя до сих пор остался синяк.

– Это не…

– Ты упала с лошади после того, как заколдовала отряд кирасир. Очевидно, десять душ – это предел твоих возможностей.

– Я восемь дней сижу в тюрьме, у меня всё тело в синяках, – резко ответила Лара.

Сталеглазый прищурился.

– Если принести в жертву можно даже кота, то зачем твоя бабка похищала детей? Или вы со стариком солгали?

Лара почувствовала себя загнанной в угол.

– Мой кот… был заколдованным человеком.

– А ещё он был твоим любовником.

– Он был моим любовником только в человеческом обличии!

У общественного обвинителя азартно заблестели глаза.

– Подсудимая, твоим любовником был чёрный кот, который умел превращаться в человека?!

– Нет, не умел. Я ведь сказала, он был заколдован…

– Ты прелюбодействовала с котом-оборотнем? – с неодобрением переспросил епископ.

– Почему прелюбодействовала? – запаниковала Лара. – Кому я могла изменять, если я не замужем?

Судебные заседатели переглянулись.

– Она точно ведьма.

– Вне всяких сомнений.

– Но почему? – в отчаянии требовала ответа Лара.

– Потому что хозяйка чёрного кота почти всегда оказывается ведьмой, – объяснил судья. – А твой, к тому же, ещё и оборотень.

– Он не оборотень! Себя превратить невозможно!

– Значит, это ты его превращала?

У Лары заболела голова. Она прикрыла веки, и перед глазами вспыхнули золотистые точки, которые становились всё больше, чтобы слиться в озеро пламени, похожее на жертвенную бездну.

– Мой любовник предназначался в жертву, как и я, – заговорила Лара. – Ему было четырнадцать, когда бабушка превратила его в котёнка. Если бы я не любила кошек и не забрала его себе, он бы погиб. Он не был оборотнем. Он был простым пастухом, которому не повезло встретить ведьму. Так же, как двенадцатью годами ранее не повезло и мне. Хотите судить меня за то, что я неудачница? Считайте, что судите годовалого ребёнка, который имел несчастье понравиться ведьме. Моё преступление в том, что я не позволила убить любимого питомца и в наказание была превращена в кошку? Или в том, что спала с человеком, который мне нравился? Поймите уже наконец: я не ведьма, я жертва!

Канцлер вернулся на место. Судья оглядел Лару, словно оценивая её стойкость.

– Нам придётся применить к тебе пытки.

– Это ещё зачем? – задрожала она. – Что это даст?

– Весьма немало, – сказал епископ. – Либо ты не выдержишь боль и признаешь, что ты ведьма. Либо ты выдержишь боль, и это докажет, что во время пыток дьявол лишил твоё тело чувствительности, а значит, ты ведьма.

Лара гневно затрясла головой.

– Вы смеётесь? Тогда какой в ваших пытках смысл?

– Пытки – самый надёжный способ заставить человека говорить правду, – заверил общественный обвинитель.

Лара не знала, чего в них больше – тупоумия или кровожадности. Люди, которые её судили, были более чем образованными – в отличие от неё, они учились в университетах, но то, что они проповедовали, да с таким серьёзным видом… Это не могло уложиться в её голове, и ни в чьей голове не могло. Укладывать такое в свою голову было попросту опасно и безрассудно.

– Правду? Какую правду, если исход ваших пыток один? – почти кричала она. – Вы вырываете не правду, а то, что вам выгодно слышать!

Глаза епископа метали молнии.

– Уж не думаешь ли ты, что прочие казнённые ведьмы были невиновны?

– Что?.. – опешила Лара. – Я не могу говорить за всех, но если единственным доказательством их вины было признание под пытками, то…

– Ты признаёшь, что ты ведьма? – скучающим голосом перебил судья.

– Не признаю!

– Несите тиски.

– С ума сошли? – дёрнулась Лара, увидев, как к ней приближается уже знакомый палач с горящими глазами и жутким орудием в руках.

– Ваша честь, – вздохнул дознаватель, – в пытках подсудимой нет ни малейшей нужды, у нас достаточно свидетельских показаний.

– Так и быть. – Судья махнул палачу рукой. – Унесите тиски.

– Ну пусть бы она хоть немного покричала, – вырвалось у обвинителя, который смотрел на палача, как мать, провожающая сына на войну. – Жалко вам, что ли? Тоже мне инквизиторы…

Лару бросило в жар от отвращения.