Один айсберг был огромным, плоским сверху куском бриллиантового голубовато-белого цвета с конусообразными краями и горизонтальными бирюзовыми бороздами во льду. Другой имел зубчатую вершину, словно замок, и, когда наш корабль подошел ближе, он показался маленьким по сравнению с этой массивной глыбой льда, что переливалась, как жемчужина. На краях айсбергов расположилось целое семейство тюленей, и, когда наш корабль проходил мимо, – достаточно близко, чтобы мы услышали исходивший от них резкий запах, – несколько из них плюхнулось в воду и подплыло к нам поближе, чтобы лучше рассмотреть нас.

А перед айсбергом были киты – стая южных гладких китов, включая необъятную самку, что была по меньшей мере пятнадцать метров в длину, ее детеныша и нескольких самцов или самок поменьше. Они были прекрасны, несмотря на то что казалось, будто их слепили из полдюжины других существ. У них были огромные круглые черные тела, короткие и толстые плавники, широкие треугольные хвосты, а над глазами у них виднелись характерные твердые кожные наросты, похожие на клочки пластыря. Линия огромного дугообразного рта находилась у них выше уровня глаз и описывала полукруг, придавая им выражение вечной гримасы «хм-м-ф!».

В этой стае мать и детеныш играли в своеобразные салки: поочередно выскакивали из воды – то он, то она. Когда они шумно плюхались обратно в ледяную воду, звук был такой, словно разорвалась бомба.

Я невольно заплакала. Это лучший рождественский подарок, о котором я только могла мечтать. Вот ради чего я здесь, ради чего вообще все это. Я желала лишь одного: чтобы Логан был рядом и мог разделить со мной эту радость.

Когда киты скрылись за горбом айсберга, я поспешила обратно в камбуз – крохотную кухню, что притулилась между двумя огромнейшими холодильными помещениями, собственно морозильной камерой и кладовой, которые были забиты провизией до отказа, чтобы нам хватило на несколько месяцев плавания. Камбуз – самое теплое место на корабле, но здесь всегда пахнет пищей, что иной раз нелегко переносить моему слабому желудку.

– Лучше себя чувствуешь? – спросила Либби. Она – кок и мой босс, а я – ее камбузная рабыня.

– Вроде того.

– Ну, по крайней мере, всем другим пища идет впрок, и только ты своей кормишь рыб.

В нашем рождественском меню тайский кокосовый суп, овощное карри с нутом, пшеничные лепешки наан, лазанья с грибами и шпинатом, консервированные персики с заварным кремом и веганский шоколадный пирог. Работы полным-полно: чистить овощи, тереть их на терке, жарить и помешивать, мыть бесконечные тарелки, – но я добровольно согласилась на эту работу, так что я плакала вволю лишь тогда, когда никто меня не видел.

Я перестала гневаться и начала барахтаться в жалости к самой себе из-за дыры в форме Логана в моей жизни. Почему я поступила так-то и так-то? Почему он не сделал то-то и то-то? Почему у нас ничего не вышло? Я была благодарна судьбе за то, что у меня всегда была прорва работы и мне не хватало времени на то, чтобы пожалеть себя как следует. Я обнаружила, что, когда скучаешь по любимому человеку, твое сердце болит так, как раньше тебе и не снилось. Твои кости словно становятся полыми, твои руки пусты, и тоска забирается тебе под кожу – да так и заседает там. Твое тело знает, что потеряло жизненно важную часть. Гнев проходит, а мучительная боль остается, словно фантомная боль от ампутированной конечности.

После ланча я села в кресло перед корабельным компьютером в общей каюте. Согласно нашему графику дежурств пришел мой черед постить в корабельный блог – это наш основной способ поддерживать связь со своими сторонниками по всему миру. Я написала о том, что сегодня нам повезло увидеть китов, и перечислила блюда из нашего рождественского меню, пожелала нашим подписчикам счастливого Рождества и закончила пост обычными воззваниями о моральной и финансовой поддержке.

Доступ к интернету у нас у всех строго дозированный, и я подошла к компьютеру впервые с тех пор, как мы покинули Кейптаун. Я не смогла устоять перед искушением полистать ленты на своих любимых фан-сайтах, посвященных Рашу, чтобы узнать последние новости.

Боже милостивый!

Когда я прочитала последнее предложение, я издала приглушенное восклицание. Майк, который слонялся вокруг, ожидая своей очереди поработать на компьютере, спросил:

– Хорошие или плохие новости?

– Превосходные!

Я повернула монитор так, чтобы он не мог его видеть, и впилась взглядом в фотографию Логана, выложенную на сайте, который даже сейчас, на таком расстоянии от меня во времени и пространстве, по-прежнему вызывал у меня внутри особые чувства, а мое сердце при этом колотилось как сумасшедшее. На его квадратной челюсти заметна была дневная щетина, его волосы казались нечесаными, а один упрямый локон, как обычно, упал ему на глаза, но его лицо было более умиротворенным, улыбка больше напоминала настоящую и меньше – игру на камеру.

– Необходимый, незаменимый, – пробормотала я.

Я ошиблась. Он был и тем и другим.

У меня челюсть отвисла, когда я вернулась к чтению статьи.

То была самая свежая новость, но она шла вдогонку к поразительным заявлениям, что Раш сделал на этой неделе, – заявлениям, после которых его фанатов лихорадило и блогосфера буквально взорвалась от шквала постов.