— Светка?! — пробормотал Федор и покраснел как рак.

— Кто такая Светка? — спросила Виктория. Глаза у неесделались колючими.

— Федор рассказал ей о том, что Василий Дмитриевич заказалему ценности, а она натравила на него своих барбосов. Они стрясли с него деньгии собирались стрясти еще и ценности, но мы их опередили. Гена сегодня с нимипоговорил по-дружески, объяснил, что такое хорошо, а что такое плохо.Перевоспитать их нам вряд ли удалось, но запугали мы их основательно. Те пятьтысяч, что Федор получил от Василия Дмитриевича, они нам отдали. И при этом ещеплакали от раскаяния. В общем. Вероника Павловна, они больше вас не потревожат.

— Это точно, — подтвердил Гена с удовольствием.

— Назаров приехал на Фрунзенскую, убил старика, забралшкатулку, единственное, что его интересовало, но иконы там уже не было, он немог этого знать! Икону незадолго до этого у Василия Дмитриевича забрал я. Онвернулся, когда понял, что ее там нет, и даже стрелял в нас! Он думал, что заиконой явился Федор, который как-то про нее прознал, и решил просто пристрелитьего, и дело с концом. Все бы сошлось — нашли бы коллекцию и трупы двухпреступников.

— Как — пристрелить?! — вскрикнула Вероника.

— Из пистолета. А нас оказалось много, чего он никак не могожидать, да и Гена у нас… профессионал. Машины моей он не видел, потому что онастояла за углом.

— Зачем ему было убивать?! Ну зачем?! Из-за иконы?

— Все просто — убил, чтобы убрать свидетеля, который зналзаказчика. А на преступление решился из-за славы радетеля, — непонятно объяснилОлег Петрович. — Все очень просто. Он вернул бы православной церкви подлинникСерафима, патриарх бы его наградил, и он бы стал благодетелем и отцом родным намногие годы вперед. А для него это важно. А шум вокруг кражи ему был нужентолько для того, чтобы бросить подозрение на Федора. Очевидно, он планировалего убрать с самого начала. Поэтому он позвонил в музей, когда удостоверился,что коллекция у Василия Дмитриевича.

— А откуда вы… откуда ты узнал, что это именно он?

— У Василия Дмитриевича есть система видеонаблюдения.

— И ты о ней знал?!

— Я ее ставил, — подал голос Гена. — Я когда шкатулку вантикварной лавке искал, диск из компьютера забрал. А дома посмотрел, только ивсего.

— Гена ее ставил, а Назаров о ней ничего не знал, хотя мыоба были давними клиентами старика. Все просто до ломоты в зубах.

Все помолчали.

— Мне показалось, что Петр Ильич догадался, что это я украл,— задумчиво сказал Федор, — он со мной сегодня так разговаривал, что это былосовершенно ясно.

— Это даже нам на руку, что ваш Петр Ильич догадывается, —сказал Олег Петрович.

— Почему? — удивился Федор.

— Потому что придется еще решать вопрос с иконой и к тому жевозвращать шкатулку. Думаю, что с ней все будет проще, ну… Просто потому, что длянее не нужна огромная сумка. И заходы и скандалы, по которым такая мастерицаВиктория, больше устраивать не придется!

— Да, — пробормотал Федор себе под нос. — Еще ведьшкатулка!.. А где она?

— У меня в машине, — рассматривая потолок, сказал Гена.

— Как?! Как вы… Откуда она… или вы уже?..

— Олег, ты что, его уже арестовал?! Этого твоего… Назаренко?— спросила Виктория.

— Не Назаренко, а Назарова. Виктора Ивановича. Я с нимпроработал много лет, я его к старику привел! Василий Дмитриевич ему однажды СпасаНерукотворного добыл, и он еще благодарил и говорил, что бог его не оставит. Апотом взял и убил старика!..

— Олег, а как ты у него забрал шкатулку?! Выходит, он всеуже знает?! Его же нужно арестовать! Да, Федя? Да, Вероника Павловна?!

Олег поморщился:

— Я тебя умоляю, не трещи ты так, ради бога!

Виктория обиделась:

— Ну и пожалуйста. Я вообще могу уйти и не слушать!Па-адумаешь, какой важный! Я ему мешаю!

Но не ушла, а уселась на высокий стульчик и подперлаладошками щеки — решила, что больше не скажет ни слова.

Вероника сложила руки на груди и стала ходить по квадратикампаркета, внимательно глядя себе под ноги.

— Олег Петрович, но ведь если этот ваш Назаров окажется вмилиции и признается, что это он во всем виноват… То есть вы его заставитепризнаться, тогда все выплывет наружу! — Она беспомощно посмотрела на Олега, апотом на своего сына. — Ну, что Федор украл из музея коллекцию! И тогданепонятно, зачем мы ее с таким трудом возвращали! А, Олег Петрович?

— Вот именно.

— Что — вот именно?

Федор заправил за ухо вываливающуюся прядь и решительновыдал что-то в том смысле, что, если уж на то пошло, он во всем виноват, он ибудет отвечать. И поэтому — если нужно — сам пойдет в милицию и во всем тампризнается. В смысле, обо всем расскажет.

Гена Березин фыркнул и покрутил головой.

— Олег Петрович, — Вероника перестала ходить, остановиласьвозле Олега и уставилась ему в лицо, — но ведь так не может оставаться! Этотваш компаньон убил человека, и он должен быть наказан! А наказать его можеттолько закон.

— В данном случае этим законом буду я.

— Как?!

Олегу не хотелось ничего объяснять, и он слишком устал заэтот бесконечный день, и вообще устал — от непонимания, от того нового, чтовдруг на него навалилось, от всех этих чужих людей, которые почему-то казалисьему своими.

Он не хотел объяснять — и понимал, что придется.

— Назаров убил, потому что хотел заполучить икону. А она емуне далась. — Он улыбнулся Веронике. Ей одной. — Она сразу ушла к другомучеловеку, то есть ко мне. Значит, я и буду разбираться дальше.

— Но как?!

— Да очень просто. Шкатулку мы у него забрали, и Федор еевернет в музей. Это не целая сумка серебра и бронзы, это просто большойсверток. Он принесет его в своем рюкзаке и положит в хранилище. Завтра же!Завтра же, Федор. Надеюсь, это понятно.

— Понятно, Олег Петрович.

— Назарову я предложил на выбор два варианта. Или огласка итюрьма, всерьез и надолго, до конца дней. Или дальний скит в Белозерье, тоже доконца дней, только тогда уже никакой огласки. Просто решил человек в одночасьеуйти от мира, и дело с концом. Собственно говоря, это даже красиво. — Олегпоболтал в стакане виски и залпом выпил. — Я знаю его много лет, и я былсовершенно уверен, что на первый вариант он никогда не согласится. Он же незнал, что я блефую!

— Как блефуешь? — не выдержала Виктория.