— Если легальное расследование, значит, господину Башиловутоже светит срок. А мне бы этого не хотелось. Нет преступления без наказания,но мне сдается, что господин Башилов и так достаточно наказан. Да или нет?

Все молчали. Федор медленно и трудно дышал.

— Виктор Иванович, разумеется, тут же согласился и на скит,и на Белозерье, а я еще уточнил, что наша служба безопасности будет егорегулярно навещать, проверять, так сказать, место дислокации, поэтому в бегаему кидаться резону никакого нет.

— Но у него, наверное, есть своя служба безопасности? —тихонько спросила Вероника.

— Да нет. Он же у нас очень благородный, отец родной ивообще царь-батюшка! Все время повторял, что на все божья воля и человеков, поземле ходящих, он нисколько не боится, а боится только одного господа. Ну, вотгосподь все и устроил. — Тут Олег неожиданно улыбнулся. — В нашей структуреслужба безопасности подчиняется мне и выполняет исключительно мои распоряжения.

— А икона?

— С иконой я разберусь сам, — твердо сказал Олег Петрович. —Вот… Вероника Павловна меня познакомит с вашим директором, и мы с ним обо всемдоговоримся. Я придумаю правдоподобную версию, как она могла ко мне попасть, аон сделает вид, что в эту версию поверит. Я так понимаю, он неглупый человек.

— А нельзя просто положить ее обратно в шкатулку? — спросилаВиктория. — Ну, как будто она там и была?! Это же проще простого!

— Нельзя, — твердо сказал Олег Петрович. — Она там еще столет пролежит или вообще пропадет, не дай бог. А она… волшебная.

— Волшебная, — согласилась Вероника. — А Петр Ильич отличныйспециалист и человек хороший! И к Федору всегда хорошо относился.

Федор шевельнулся, хотя до этого стоял неподвижно, каккаменный:

— И все равно мне придется уйти с работы.

— Ну конечно.

— Я беру тебя к себе. — Олег посмотрел на Федора. — Ты всезнаешь про модусы категорического силлогизма, а остальное вполне можно выучить.

— Вы это серьезно?!

— Если ты пообещаешь мне не красть у меня столовое серебро.

Федор только молча открывал и закрывал рот.

Через две недели отчаянной борьбы с собой Олег Петровичпонял, что проигрывает и должен что-то срочно с этим делать.

Вероника не шла у него из головы, и даже история с Назаровымна этом фоне померкла.

Как мальчишка, он встречал ее с работы, провожал до дому, иодин раз они даже сходили в кино.

Ничего не помогало.

Тогда он привез ее к себе, и выяснилось, что она ничего неможет!

— Олег, — тихонько сказала Ника, — я не могу. Ты понимаешь,что я не могу?

— Чего не можешь?

— Ничего не могу.

Он усмехнулся:

— Зато я все могу, ты не поверишь.

— Олег, я старая, некрасивая, я… сто лет ни с кем не была… Язабыла, как это бывает.

— Я тебе напомню.

Он чувствовал себя ужасно и знал, что она понимает, как емуужасно.

Угораздило его вляпаться в эту женщину, в ее жизнь, в еепроблемы! То, что поначалу развлекало его, казалось просто приключением,которое коренным образом отличалось от всех его приключений, вдруг переросло внечто огромное, болезненное, и Олег Петрович точно знал, что это огромное и болезненноераздавит его, если он не сообразит, что именно должен с этим сделать! Помужской привычке ему все мерещилось, что, если перевести дело в секс, все самособой как-то устроится, разъяснится и станет понятным и не слишком интересным.

Ну вот, он сделал все, чтобы свести дело к сексу, и,кажется, сейчас этот самый секс у них и случится, и дальше что?!

Что дальше?!

Нет никаких гарантий, что станет неинтересно. Нет никакихгарантий, что он сможет ее отпустить, а если не сможет, что тогда?!

Он был мастером принимать стратегические решения и никогда иничего не боялся заранее. Он точно знал, что проблемы следует решать только помере их поступления и глупо и не нужно думать загодя о том, что произойдет,если завтра на Бронной ему на голову упадет кирпич.

Кирпич, как писалось в одной великой книге, просто так наголову никому не падает!..

— Ты извини меня, — выдавил он из себя. От раздражения онвидеть ее не мог. — Я… переоденусь. А ты, может, хочешь вина?

— Лучше водки, — хрипло сказала Ника и храбро улыбнулась. —Можно сразу пол-литра.

Он не принял ее тона, зная, что делает только хуже.

— Водка в баре, — любезно сказал он. — В холодильнике. Тамже и стаканы.

— Тебе налить?

— Нет, — и ушел в ванную.

Там он выбрался из костюма, стащил рубашку, выворачиваярукава, прихваченные запонками, пошвырял все на бархатную с золотом кушетку,стоявшую у стены, и, злобно косясь на золото и бархат, которые он в этот моментненавидел, совершенно голый стал мыть руки.

Может, и не одеваться?! Выйти из ванной прямо в натуральномвиде, быстренько порешать все вопросы, связанные со страстью, которая внезапноих скрутила своей мозолистой рукой, да и все?! Не мучиться больше? В концеконцов, она уже взрослая девочка, и он вовсе не обязан устилать ее ложелепестками роз и скакать вокруг нее резвым купидоном!

Представив себя в роли резвого купидона, Олег Петровичзасмеялся тоскливым хриплым смехом.

Ничего у тебя не выйдет, сказал кто-то поблизости. Ни-че-го.Не отвертишься теперь.

— Кто здесь? — спросил Олег Петрович, отлично понимая, чтоникого у него в ванной нет, и быть не может, и разговаривает он сам с собой,как шизофреник.

Все простоты ищешь, продолжал тот же голос. Все ещенедостаточно опростился! Все бы тебе уйти целехоньким! Все мерещатся тебе нелюди, а манекены!

— Какие, …дь, манекены! — в совершенной тоске ответилнеизвестному голосу впавший в своей ванной в сумрачное помешательство ОлегПетрович.

Ты сдал не все экзамены, продолжал голос. Вернее, большуючасть экзаменов ты пропустил, а я тебе это позволил. Ты не мучился от любви, несгорал от ревности, не делал безумств, не тратил время на судьбоносные решения,не хватался за телефон, не страдал бессонницей, не плакал, не хохотал, не ждалутра, сомневаясь, доживешь или нет. Ты все это пропустил, ты даже не понял,отчего этот мир устроен именно так, а не иначе! Для чего ты нужен и кому тынужен, не понял тоже! У тебя все впереди. Все открытия только начинаются.

— Я… не хочу, — тихо сказал Олег. — И не буду.